Есть такие моменты – встречи, знакомства, поездки, которые в один миг поворачивают жизнь. Становятся судьбоносными.
Иван Данилович Самойлов говорил, что судьба благоволила ему на встречи с интересными людьми. Они встречались всегда неслучайно, можно сказать, промыслительно. Самой главной встречей в его жизни стала встреча с маленькой, худенькой девчонкой с двумя косами с вплетёнными в них двумя розовыми лентами. «Увидел её, — вспоминал Иван Данилович, — и внутри будто искра зажглась».
Посмотреть в PDF-версии
Анна Ивановна – скромный помощник, верная спутница жизни своего деятельного супруга-альтруиста – неизменно поддерживала его во всех собирательских и реставрационных делах. «Восемьдесят процентов — это её заслуга, — говорил И.Д. Самойлов. – Такую жену надо жалеть вдвойне, у которой ни счастливого детства, ни весёлого отрочества».
Они прожили рука об руку, душа в душу 61 год.
Об этом времени Анна Ивановна вспоминает часто – с радостью, болью, тоской, даже с юмором. Впрочем, обо всём она рассказывает сама.
Семья
Из трёх братьев Иван Данилович единственный вернулся с фронта. Видно, Бог сохранил его храмы восстанавливать.
Вместе мы с 12 марта 1947 года. Жили с его родителями, за счёт домашнего хозяйства. Он работал в с. Коптелово, а я – на станции Коптелово. Выходной день – только один в неделю. Получается, что вместе бывали редко.
Он был добрый. Мы прожили с ним 61 год как один день. Ни разу за всё это время мы не поругались. И не было такого, чтобы он как-то меня оскорбил или сказал какое-то грубое слово. Бывало, что и спорили. Мы, женщины, ведь такие требовательные. А что в те годы было шибко требовать? Зарплата была маленькая, в магазинах особенно ничего не было. Дадут к 8 Марта три метра ситцу – столько радости! Это сейчас всё есть. Поэтому и ссориться было не о чем.
У нас из детей был только один сын. В 44 года умер. Ещё есть две внучки (одна – продавец, другая – косметолог), три правнука. Младшей из них – пять лет.
И дома, и по работе
Сам он всегда был аккуратный. Хотя на работе ходил почти всё время в фуфайке. И все ему говорили: «Вы сторожем здесь работаете?» Он уж никогда не отпирался: «Сторожем, сторожем». А вообще-то его аккуратность сказывалась на всём.
Он любил читать. Может быть, эта привычка выработалась у него в связи с учёбой. Всё ночами читал. Спал совсем мало. Ночами и чертежи делал. Все сметы, обмеры сам выполнял. А кого просить? Бесплатно никто не возьмётся, надо деньги платить. А их не было. Бывало, я проснусь – он всё ещё сидит. Перед утром уснёт ненадолго – часа на два-три, и на работу надо идти. Поэтому все чертежи им самим сделаны. У него ещё привычка была – на каждой пометке, у замера, цифры, данных – ставить дату и роспись. Никаких записей не выбрасывал, даже самых малых. Сейчас всё хранится, все данные. И понятно, что, к какому времени относится.
Дело всей жизни
Он был участником Великой Отечественной войны. Пришёл осенью 1946 года. В войну он что видел? Немцы бомбят города, сёла, разрушают всё-всё. У него в подчинении на фронте был молодой человек, который учился в архитектурном институте. С ним ходили и смотрели разрушенные старинные здания, церкви. Тот рассказывал, как да что. А Иван Данилович с детства любил красоту, всё, что было красивое.
Потом он поступил учиться в техникум в Загорске, пять лет учился. Ездил на сессии. Там прошёл все церкви, монастыри. Потом поступил в московский институт и ещё шесть лет учился. Было там и архитектурное отделение. Закончил его в 1965 году, и мы переехали в Алапаевск. Нижняя Синячиха входила в функции его, как землеустроителя. Так он встретил эту церковь – девятиглавая, каменная, двухэтажная – таких в Союзе было всего четыре. И он загорелся – надо её восстановить. Такая красота! Люди ведь создавали. Тогда говорили, что это для Бога, для Бога. А у нас все атеистами были, запрещали в храмы ходить.
В 60-е годы ещё не понимали, говорили: «Как так церковь ремонтировать?! Зачем?» В ней была мельница, сушилка, потом склад. Тогда директором Нижнесинячихинского совхоза был Нестеров. Увидел как-то, что на колхозной лошади к храму с бочкой воды едут, отобрал лошадь прямо посреди дороги, возмущался: «И чего это Самойлов привязался к церкви?!»
Когда у него умер 80-летний отец, его решили отпеть. Сестра отца ходила в Алапаевске в церковь, которая не закрывалась. Мать ещё живая была. Ваня дал им денег на отпетие. И певчие были – красиво так. Во время отпетия он в храме не стоял, только попрощаться зашёл – нельзя было. А тётка записала: Самойлов Иван Данилович, отпетие отца. Мы тогда не знали эти порядки. А там, оказывается, раз в квартал приходили из исполкома, брали данные. Иван Данилович был секретарём партийной организации. Сказали: вот у нас какие партийные работники – в церковь ходят! Он ещё и церковь ремонтирует! И началось, началось. Представляете, что было. Его стали звать только церковником, представляете? Церковник. Что это было по тем временам?!
Из облсельхозуправления пришло решение о присвоении ему звания «Заслуженный земле-устроитель». Решение надо было подписать в райкоме. А там: он отца отпел да церковь ремонтирует, да какой же он заслуженный?! Отказали.
Пришла ему путёвка в Карловы Вары. КГБ прошёл, все инстанции, а в исполкоме опять не подписали: «А вдруг он какой-нибудь элемент ненадёжный, вдруг шпионить будет?» Такое было отношение.
Секретарь исполкома вызвал его к себе. Иван Данилович никогда не ругался, разве что с мужиками пьяными построже поговорит. А тут секретарь довёл его до того, что «скорую» вызывали.
Но если Иван Данилович что задумал, от того уже не отступит. Говорил, как отступлю? скажут, что слаб, не сумел.
И один в поле воин
Ни копейки на ремонт храма не было ниоткуда. Ну, мужчины в храме работали, старички всё. Он им помаленьку платил, все расходы – из собственных средств. И так в течение десяти лет. Отпуск, праздники – всё здесь. Помню один первомайский праздник. Здесь у памятника был митинг. А мы в храме доски моем расписные. Я мыла-мыла и руку тогда рассадила гвоздиком. Вымоем их, на плечо и на второй этаж, там их раскладываем, чтобы сохли. И так все праздники.
Бывало, звонит мне: «Ты сходи, получи отпускные и отправь их мне, потому что тут надо рассчитываться, материалы покупать». Он и выпрашивал их, не стеснялся. На коленках стоял, просил, чтобы бесплатно дали. Говорил, что не стыдится просить, потому что не для себя просит. Ему помогали, давали и транспорт, и стройматериалы какие-то (может, чтоб хоть отвязаться от него, а то думали, что ходить не перестанет). Так десять лет ремонтировал, ещё десять лет музей был народный – ни одной ставки. Только сторожа держали. Договорились с Анной Павловной Букиной, что она будет пол мыть, а мы будем ей платить. Вот время пришло – а к ней гости пришли, в другой раз она сама была не в состоянии. И мы начали мыть сами. И так мыли десять лет: и он, и я. Когда нам статус музея присвоили, дали семь ставок: и сторожа, и уборщицы, и директора. Ой, сколько было радости!
Дальше — больше
Два года перед пенсией Иван Данилович не работал – уволился. Надо было деревянное зодчество создавать, искать, ездить по деревням. А с работы ведь каждый день не отпустят. Два года он не получал нисколько. В течение десяти лет разыскивал: вот это усадьба XVII века, это XVIII века, а это XIX века. По крупицам собирал, по досочке. Часовенки начал возить: из Верхотурского района деревни Карпова, из деревни Кокшаровой Верхнесалдинского района… Заинтересован был человек, хотя и трудно было.
Частушки
Анны Ивановны
Когда я работала главным бухгалтером в райисполкоме, то получала сто рублей. Он мне говорил: «Вот за квартиру заплатим, Анне Павловне дадим за мытьё полов в храме. А на то, что останется, будем покупать только молоко и хлеб. И будем на это жить, потому что надо доделывать работу». Анна Павловна отказалась от мытья – и вот у нас ещё деньги остались, раз не надо платить. И мы сами мыли. А когда я вышла на пенсию, тут уж мне всё было доверено. Закрою двери у церкви, два ведра воды подниму на второй этаж (сейчас уже и без вёдер подняться не могу – сколько лет прошло!) – и мою, знаю, что нигде никого нет.
Он мне дома как-то и говорит: «Частушек ты раньше много знала. А сейчас таких не поют, это уже фольклор. Вот тебе тетрадка, вот карандаш, садись и пиши». Но я к тому времени уже всё забыла. Однако села и штук 60 всё-таки вспомнила. Потом с собой тетрадь всегда носила. Бывало, мою наверху в храме, пою (тогда мне ещё пелось, потому что он рядом со мною был, и сын у нас был живой), вспомню частушку, лентяйку в сторону, запишу – и дальше пошла работа. В результате получилось больше 460 частушек.
Мудрая супруга
Как-то в один день мою в алтаре храма и пришли какие-то люди из начальства. Ходят, всё смотрят и удивляются: «Ну что у него за жена такая? Как она его терпит? Он здесь днюет и ночует, всю зарплату отдаёт. Что она за человек такой?» А я внимания не обращаю, занимаюсь своим делом. Увидели меня, подходят и спрашивают: «Вы не знаете его жену? Как она его терпит?» «Знаю», — говорю. «Какая она из себя?» – «Вот, она перед вами». Они так рты и пораскрывали от удивления.
Куда ему было идти, если все его вытесняют? Никто его не поддерживает. И если я ещё его буду прижимать… Так ведь он же человек, да я его и любила. Мне ведь его жалко было – он всё бьётся, бьётся. Он не то что для себя что-то делал, он от себя всё отдавал. Так мы и жили.
От автора
Мы разговариваем с Анной Ивановной в погожий сентябрьский день у Спасо-Преображенского храма, в котором она, кажется, знает каждый сантиметр – столько было проделано работы! Воспоминания переполняют её. Сегодня она пришла на могилу Ивана Даниловича, потому что вчера у него был день рождения, ему было бы… Мой взгляд останавливается на табличке креста — земная жизнь взята в чёткие рамки.
Почётного, заслуженного, трудолюбивого, неустанного и несломленного никакими преградами Ивана Даниловича похоронили у стен восстановленного им храма. Так погребали только особо уважаемых людей.
В словах Анны Ивановны прошлое с его событиями слилось в одно понятие – вечность. Человек уходит, а труды рук его остаются. Руки этой семейной пары, сложенные воедино, творили и созидали столько дел! Быть вместе, стать одной душой – так могут немногие. Может быть, поэтому Иван Данилович и говорил, что большая часть его трудов – это её заслуга.
Анна ОЩепкова
Фото автора
