Вечер субботнего дня… Время семейного тихого отдыха. Хочется опуститься в любимое кресло и погрузиться в чтение. А вот и любимая газета. Сегодня она предлагает вам сюрприз.
Эти письма — не только описание суетного студенческого, бытового, но и впечатления от ярких художественных наслаждений, встреч с настоящими художниками, поэтами, бардами.
Шли 1960-е… Потом эти годы назовут оттепелью, а творческих людей, вышедших из этой эпохи, — шестидесятниками.
…По привычке Каморный начинал свои письма с приветствия к Старику. Так он называл друга своей алапаевской юности Юрия Сергеевича Трофимова. Впервые — и только для читателей «Алапаевской искры» — сегодня публикуются эксклюзивные материалы из личной переписки.
Итак, несколько писем к другу.
Здравствуй, старик!
Узнаёшь? Он самый — Каморный Юрий Юрьевич! Пишу пару слов. Немного задержался в Кировске у матушки родной… Но ты мне пиши в Ленинград, скоро буду. Оставил в своём старом Народном театре, где начинал свою актёрскую деятельность, память — поставил одноактную пьесу Сарьяна «Эй, кто нибудь!». Она в стиле Хемингуэя.
Здесь уже на горах выпал снег. Холодина страшная. Два раза ходил (вернее, ездил на машине) на охоту в хорошие дни. Представляешь, на двоих машина была! Когда солнце, то в горах и ущельях очень красиво. Я много кадров хороших слепил. Но никак не удалось на цветную ленту снять. Не было по-настоящему хорошего дня.
Слушай, меня волнует один вопрос: поступили эти гопники, Серёга с Витькой, или нет? Они ведь, наверное, сами не догадаются похвалиться.
Как у вас дела с кинематографом, слепили хоть одну ленту или нет? Надо будет химикатов, я из Ленинграда вышлю.
На днях (дурак я был пьяный, без памяти) поспорил с другом на две бутылки коньяку (наличными), что подстригусь наголо. И — подстригся! Коньяк получил, а сам — как уголовник! Вспоминаю мою шевелюру: ха-ха-ха!
По такому случаю купил себе шляпу, одел широкий ремень и ходил, как ковбой. После меня весь этот городок будет так выглядеть, потому что вижу — тенденция появилась. Так ведь начни! Передавай привет всем участникам нашей Ленпромшараги — ты знаешь кому, и будь здоров.
20 сентября 63 г.
Слушай, старик!
Во-первых, здравствуй, а во-вторых, почему гад не отвечаешь на письмо? Я жду ответа, в чем дело? Может, с голоду умер? Мой адрес: Ленинград, п/о К-219, до востребования, Каморному Ю.Ю. Уловил?
Как киномастерская? Отзыв как?
Будь здоров, кушай хорошо… Привет всем.
Каморный. 23 октября 63 г.
Здравствуй, «кум»!
Получил от тебя письмо и очень рад, что наконец ты собрался мне ответить. К великому сожалению сам не могу сейчас сразу ответить на всё твоё письмо, так как масса работы физической и умственной перед праздником в институте и дома. Такая высоко интеллектуальная подзарядка. Обещаю написать на днях всё то, что ждёшь от меня. (…)
Буду посылать тебе речь Михаила Ромма на прошлом пленуме писателей и автобиографию Евтушенко — частями (она очень большая). Хочешь? Думаю, что да.
В «Улице Ньютона» мне знакома половина состава, причем в крупном эпизоде мой режиссёр первый из Народного театра А. Карнак (…). Но это ерунда. Сам встал на учет. По большому счету пока нельзя сниматься: мастер не разрешает, а так — начинаю работать. Вот так.
Сейчас колоссальная бордель будет в институте по поводу праздников. У нас такие вещи хорошо обычно проходят.
Когда Вива (Егоров — Прим. авт.) приедет сюда, то пусть не безвестным странником, а непосредственно мне сообщит.
Узнай, не проснулась ли у Окулова и Коробейникова совесть? Не сделал ли ты мне каких-нибудь снимков?
Хороший фильм «Дождливое воскресенье» и «Оптимистическая трагедия», хотя тут в конце подсластили здорово.
От «Поисков прошлого» (польский) я вообще обалдел. Это кинематограф. Хлеба к праздникам много всякого…
Ещё раз большое спасибо за хорошее письмо, читал с удовольствием, поздравляю, всем большой привет и пожелания.
Сразу напиши об Евтушенко и Ромме, не ленись…
На занятиях у нас в институте висит такой лозунг (только на нашем курсе): «На свете существует только одно высшее мужество — это видеть жизнь такой, какая она есть, но делать её такой, какой она должна быть!» Не знаю, чьи слова.
Пиши, желаю успехов. Поклоны…
Юрий Каморный, 5 ноября 63 г.
Мой адрес: Ленинград, с-15, Суворовский пр., 36, кв. 53, Каморному.
Юрка, здравствуй!
Был очень рад получить от тебя письмо.(…) Попытайся всё-таки сделать и послать мне фотокарточек.
От Кеннеди я обалдел. Видел по интервидению убийство Кеннеди, затем убийство Освальда. Это вообще было феноменально. Очень здорово снято. Видимо, его снимали круглосуточно. Представляешь, ведут его двое полисменов, вдруг чувак из толпы выходит и так спокойно в упор в живот стреляет и после этого точно, как в «Ревизоре», идёт немая сцена на четыре минуты!!! Вообще, обалдеть, да и только.
У Ван Гога был, …тебе привет. Хорошо, да и только. Начинаю посылать Мих. Ромма в параллельных письмах.
Я не помню, писал тебе или нет, что блистательная лента вышла на экраны «Гангстер и филантропы» — польская. Есть в нём некоторая насмешка. Непременно удостой вниманием. Посмотри и «Оптимистическую трагедию» — заслуживает тоже внимания. Есть много худого, сахарного, выжимающего слёзы у зрителя, что называется пописать на нервы, но есть и хорошие вещи, находки.
Лихорадка. Готовимся к экзаменам. Экранизируем интермедии Сервантеса. Ребят на курсе много с кинематографически-комическими рожами. В курсовой киностудии я теперь глав. реж и глав. оператор.
Вышли два стиха Евтушенко, подпольных, совершенно бесценных. Но ещё не достал. Страшная сложность. Пытаюсь. Слышал их оба. Цитирую строки из одного, которое называется «Терпение России»:
Россия терпит всё,
но лишь до срока,
Она, как мина,
после будет взрыв..!
На эту же тему есть песня (даже две песни) у Окуджавы, её я знаю, но надо петь, писать бесполезно. В одной песне есть такие слова: «Какая грубая игра, пора завязывать, пора… Хоть пару лет на книжечку положить…». Эту он позволяет петь, а вторую сказал, если услышит, — прекращает писать песни. Наш парень был с ним в компании, где он пел, и записал обе песни (у него талант на это, никто не видел), писал на коленях, глядя на Булата. А музыку он запоминает, как магнитофон. Затем в туалете всё восстановил!
Так что эту песню в Ленинграде знают только два посторонних человека: я и он. Ты его увидишь у меня на ленте летом. Вообще здорово. Накаляется.
Работайте хорошо, не ржавейте!
Поклоны, поцелуи (небесные, не сексуальные), друзьям огромный привет. Ну, будь здоров!
Юрий Каморный. 3 дек. 63 г.
Старик!
Всю коалицию пламенно поздравляю от «Ленпромшараги». Хорошо, чтобы было. Не осрамитесь. Желаю здоровья тоже, хорошего отношения. Всех поздравь, никого не забудь. И Виву тоже. От меня. Переписал почти всего Ромма. Шлю.
Сдаю экзамены. Потею, осталось четыре. Всё отлично пока.
Песен новых сильных — тьма. Вчера в институте выступал Н. Коржавин — какая сила! Человек! Я умер. Окуджаву между прочим очень ценит — называет большим художником. Но мне он не за это понравился, по существу своему. Последний сборник его «Годы» достань, если ещё не достал. Есть мощное.
Ну, тронемся. Думаю, время пролетит незаметно. Очень хочу увидеться, уже скучаю. Женщин очень не поважай. Празднуйте. Обнимаю.
28 декабря 63 г.
Подготовила к печати
Ольга СИМОНОВА
P.S. Обращение “старик, старина, хэм” — молодежь 60-х взяла из книг Хемингуэя, как дань творчеству писателя.
