В верховьях Мугая

Римма ВАЖЕНИНА
Фото Маргариты ИВАНОВОЙ

В ВЕРХОВЬЯХ МУГАЯ

День клонится к вечеру. Все чаще приходит мысль о месте для ночлега. Это второй день моего путешествия в верховья реки Мугай, задуманного мной еще в прошлом году. В тот приезд на мою малую родину в разговоре с Аркадием Матохиным, заядлым рыболовом и знающим охотником, я узнал, что во время одной из охот на лося ему пришлось несколько дней ждать машину для вывоза мяса. В свободное время он решил заняться рыбалкой на речке, протекающей совсем недалеко от избушки. Ловились вполне приличные ельцы, среди которых было выловлено несколько рыбин с необычным расположением чешуек и высоким верхним плавником. По описанию Аркадия, рыбины очень походили на хариуса, и еще тогда у меня зародилось желание побывать в тех местах и самому убедиться в правдивости рассказанного.

За прошедший год по картам я основательно изучил район поисков, продумал маршрут. По расчетам я должен уложиться в одну неделю, а самое подходящее время для путешествия – ранняя осень. Вещей набралось на средних размеров рюкзак общим весом килограммов десять плюс телескопическая удочка, которую я приторочил сбоку к рюкзаку.

За первый день я доехал на автобусе до небольшого поселка, прошел несколько километров по берегу пруда и по насыпи железной дороги до железнодорожной станции Советская. Отсюда в нужную мне сторону когда-то шла железнодорожная ветка, теперь от нее осталась полузаросшая насыпь, по которой мне предстояло пройти около тридцати километров. Идти было легко и, прошагав от станции километров десять, справа, сквозь ветви берез я увидел блеск воды. Водоем, принятый мной сначала за лесную речку или озерцо, оказался глубоким и обширным карьером. Вода, кристально чистая, позволяла рассмотреть с крутого берега полосатых окуней, стоявших у самого дна на глубине трех метров. Сняв рюкзак и оставив его у камней, я взялся за удочку, решив наловить на уху рыбы. При моем приближении к воде, большая стая серебристых плотвиц поспешила отплыть на безопасное расстояние. После множества забросов, перепробовав все имеющиеся у меня насадки и не поймав ни одной рыбки, я задумался, уходить ни с чем не хотелось, отсутствие поклевок задело за живое. Метрах в двадцати, там, где берег пологий и нет деревьев, на воде образовалась рябь от легкого ветерка. Подхватив рюкзак и переместившись туда, без труда вылавливаю десяток плотвиц, которых с лихвой хватило мне на уху, оказавшуюся очень вкусной. Ночлег на берегу карьера получился замечательным. Утром, как только обогрело солнце, я тронулся в дальнейший путь.

Шагая по насыпи, я не забываю прислушиваться и поглядывать по сторонам, примечая все, что происходит вокруг. Справа и слева от насыпи настоящая тайга с огромными соснами и лиственницами. Часто вижу сорок и соек, слышу перекличку рябчиков. Любопытная сойка долго сопровождает меня, перелетая с дерева на дерево и оповещая всех вокруг своими криками о моем приближении. Слева стало угадываться по низкорослым корявым сосенкам большое моховое болото. На болоте наверняка есть клюква и брусника, люди их посещают, это я заметил по протоптанным тропинкам с насыпи, отмеченными пластиковыми бутылками на кустах. Насыпь огибает болото по широкой дуге.

Болото остается позади, справа каменистый взгорок, поросший мелкими сосенками. Поднимаюсь на него, чтобы осмотреться, но вокруг лес и только лес, возвращаюсь на насыпь и иду дальше. На обед останавливаться не хочется, остатки ухи и чай с колбасой и хлебом, съеденные утром вполне насытили меня, можно терпеть до вечера, вот только колено правой ноги при каждом шаге дает о себе знать и, похоже, припухло. Решаю, как только подвернется подходящее место, буду устраиваться на ночлег. Так, прихрамывая, прошагал еще несколько километров, пока с насыпи не увидел невысокую, метров десять, скалу из известняка, заметил и тропинку к ней. У подножья скалы, с южной стороны, ровная площадка, старое кострище, ниже журчит ручеек с чистой водой, все условия для ночевки. Умываюсь у ручья, ставлю палатку, запасаю дрова на ночь. Разжигаю костер и подвешиваю котелок, сегодня у меня на ужин банка тушенки, сваренная с парой картофелин и луковицей. Времени до темноты еще много, можно отдохнуть, сделать записи, перевязать ногу. Судя по всему, идти мне остается совсем немного, ориентиром будет разрушенный мост через речку. Ночь прошла спокойно, отдохнул и выспался отлично. Бодрым шагом выхожу на привычную уже насыпь, нога почти не болит, повязка надежно фиксирует коленный сустав. День обещает быть солнечным и теплым, об этом мне говорит обильно выпавшая утром роса.

Идти долго не пришлось, через час справа открылось чистое пространство, заблестела на солнце вода. Мост действительно разрушен, но кто-то позаботился, проложил две крепкие доски на оставшиеся целыми бревна. Без особого труда удалось переправиться через реку, на этом берегу должна быть избушка. Ее я нашел в двадцати метрах на высоком ровном месте. Выглядит она несколько необычно, похожа на круглую бочку, положенную на бок, закреплена на полозьях, роль которых выполняют два бревна. Дверь находится с дальнего торца, на меня смотрит единственное окно. Я вошел в помещение. Чисто подметенный пол, у железной печки дрова, на печке стоит чайник и какая-то кастрюля. Стол накрыт газетой, на нем только свеча и больше ничего. Через проем заглядываю в дальнее помещение. Вдоль стен нары в два яруса, на гвоздике висит плащ. Нижние нары, что ближе к окну, выстланы сухой травой и покрыты куском материи, похожей на брезент.

Возвращаюсь к речке. Развожу небольшой костерок, ставлю котелок с водой на огонь. Пью чай на берегу и размышляю. В избушке живет человек, один, живет недавно, не успел обрасти вещами, успел только навести порядок и устроить лежанку. Сейчас где-то недалеко и обязательно должен вернуться сегодня к вечеру или в крайнем случае завтра. Ночевать я буду, конечно, в избушке, а сейчас лучше подождать его здесь, на берегу, может, увидит дым костра и придет. Буду ловить рыбу, ведь за этим я сюда и пришел, а там посмотрим.

На быстрой речке рыбалка совсем не такая, как в карьере или на озере. И рыба здесь совсем другая. Во всех местных реках преобладает елец, есть, конечно, и плотва, и окунь, и щука. О хариусе мне приходилось только слышать и очень хотелось верить, что он здесь есть.

На пологом склоне в сторону насыпи ловлю кузнечиков. На берегу ниже моста, у ямы, переоборудую удочку для ловли ельца и делаю первый заброс. Первый елец взял при падении кузнечика на воду, образовав на поверхности бурун и сильно рванув в сторону леску. Почти при каждом забросе происходят уверенные, жадные поклевки сильной рыбы. Забрасываю насадку на струю, она проплывает несколько метров, оказывается на границе с обраткой, чаще всего именно в этом месте следует всплеск или образуется бурун, рывок, и чтобы не распугивать других, попавшегося ельца увожу из зоны поклевки, а здесь, у берега, он может плескаться, сколько хочет. Ловятся только ельцы, с мощным брусковатым телом, крупной серебристой чешуей, некоторые, самые крупные, достигают длины тридцати сантиметров. Кажется, я могу ловить их бесконечно, но мне просто не нужно так много рыбы, а на хорошую уху я уже поймал. Достаю котелок и нож, выбираю плоский камень у самой воды, начинаю чистить рыбу. Надоедливые оводы кружат над вспотевшей спиной, норовя вонзиться прямо через рубашку. С насыпи слышится шорох осыпающейся щебенки, подбегает некрупная собачонка с загнутым колечком хвостом, вслед за ней идет мужчина в сапогах и расстегнутой телогрейке, за плечами виднеется ствол ружья.

— Смотрю, костер дымится, значит, ждет меня кто-то. Ловко это у тебя получается с ельцами-то. Я, как ни стараюсь, в лучшем случае десяток попадет. Какими судьбами в наши края?

Наблюдал за мной – мелькнуло в голове, осторожничает. Ну что ж, молодец.

— Нахвалили мне эти места, вот сам решил проверить, Пока ничего, нравится.

— Уж не Матохин ли Аркадий нахвалил? В прошлом году мы с ним ночевали здесь две ночи.

— Он самый. Знакомы мы с ним давно, охотились вместе, да и работали на одном заводе.

— Ну, ты заканчивай здесь и приходи. Я печку растоплю, воду поставлю. Ильей меня зовут.

— А меня Николай. Сейчас приду, уху будем варить.

Утро встретило меня ворчанием Ильи за дверью, лаем собаки, ярким солнцем и головной болью. Мой неприкосновенный запас из рюкзака вчера был безжалостно уничтожен, уха съедена, пришлось даже дополнительно жарить оставшихся ельцов, что, впрочем, оказалось совсем не лишним, так как наша беседа затянулась далеко за полночь. Нашарив в рюкзаке мыло, зубную щетку и бритву, иду к реке, поднимаю тучи брызг там, где вчера ловил ельцов, бреюсь, чищу зубы и, обновленный, пью с моим новым знакомым густо заваренный чай. В мои планы входит поход вниз по Мугаю, я по-прежнему мечтаю поймать хариуса и, возможно, сегодня это случится. Провожая меня, Илья вынес легкое, одноствольное ружье и пачку, десять штук, патронов, снаряженных дробью. Объяснил это тем, что по берегам реки очень много малины и есть шанс встретиться с медведем. Стрелять в него дробью ни в коем случае нельзя, а отпугнуть выстрелом вверх можно.

Наловив на склоне кузнечиков, я отправляюсь по тропинке, которая виляет по высокому косогору метрах в пятидесяти от берега. В надежде на более интересные места, огибаю невысокую скалу. Ниже скалы река ускоряет бег и, журча и пенясь, устремляется на перекат, огибая многочисленные камни, торчащие из воды. Скрываясь за кустом, подхожу к воде в самом начале переката, в очках отлично видно каменистое дно. Кузнечик плавно ложится на поверхность воды, струя относит его к дальнему берегу, приходится стравливать леску с катушки, одновременно контролируя ее натяжение левой рукой. Момент поклевки не вижу, по леске и удилищу в руку передается удар, натянутая леска резко идет против течения, срабатывает тормоз катушки, гася рывок рыбы, глубина всего полметра, никаких препятствий на пути рыбы нет. Преодолевая сопротивление, начинаю выбирать леску. Рыба на крючке ведет себя очень шустро, после рывка к противоположному берегу, резко меняет направление и несется прямо на меня, катушка с трудом справляется с подбором лески. Что-то пугает ее и она уже летит вниз по течению, но силы у нее на исходе, и она сначала дает себя остановить, а затем подтянуть к кусту, за которым я стою, и наконец, слегка разогнав, выбросить на берег.

Вот он, хариус! Крючок прочно сидит в верхней губе, пальцем расправляю верхний плавник- парус, переливающийся зеленовато- фиолетовым отливом, упругое тело покрыто ровными рядами чешуи и мелкими пятнышками. Аккуратно вынимаю крючок, захожу в воду и, придерживая за хвост, даю возможность сделать ему несколько движений жабрами. Отпускаю. Хариус стоит на месте, жабры двигаются, значит, дышит, плавное движение хвостом, еще, еще — и вот его уже нет, исчез, растворился. Вот и сбылась моя мечта.

К моей великой радости, это был не последний хариус в этот день. После нескольких забросов на этом же месте взял еще один. Чуть ниже, за большим камнем, удалось выловить еще трех. Так, продвигаясь от камня к камню, я ловил и ловил хариусов, потеряв счет времени. В чувство меня привел удар грома и забулькавший по воде крупными каплями дождь. Из всех пойманных рыбин в моем садке лежит четыре хариуса. Они слишком глубоко заглотили крючок, получив при этом травмы, не совместимые с жизнью, отпускать их не имело смысла. Остальным дарована свобода, пусть живут и радуют других людей, посетивших верховья реки Мугай, что несет свои воды по Среднему Уралу с восточных его склонов.

Обещанного медведя я так и не встретил, хотя малины на берегах реки, действительно, много. Ружье и патроны пришлось вернуть законному хозяину. Вечером, пока сушилась моя одежда, мы ели бесподобную уху, пожалуй, самую вкусную из всех, какие мне приходилось когда-либо пробовать. Наутро, с рюкзаком за плечами, я перешел по доскам мост и обернулся, чтобы помахать рукой вышедшим проводить меня старому охотнику и его собаке.

Николай ЕРМАКОВ