Тёмная ночь
Вагон тряхнуло от резкого торможения. Кажется, это не станция: ещё очень темно и тихо за окном. В этой тишине стали раздаваться отдельные мужские голоса.
— Что там?
— С рельсов сошёл!
— Один?
— Вроде…
Из вагона выходить не пришлось (соскочило только колесо). Поезд медленно, с трудом, качаясь из стороны в сторону, через некоторое время встал на рельсы. И как ни в чём не бывало отправился дальше.
К этой качке со временем привыкаешь. Правда, от грохота и скрипа иногда невозможно заснуть. Но остальные пассажиры, похоже, привыкли к такому положению вещей.
Почти всю ночь мы ехали из Алапаевска до самой дальней станции узкоколейной железной дороги – Калач. И только под утро прибыли.
Утро начинается с рассветом
Рассвет медленно, но настойчиво охватывает тяжёлое осеннее небо. В облачной дымке расползаются розовые лучи, воздух становится густой. Мороз слегка щиплет лицо. За ночь выпал снег, который при первых проблесках зари стал искриться на солнце самыми радостными, яркими огоньками.
Посёлок Калач. В лучшие времена Калач населяло свыше шестисот человек. Была работа. Была школа-восьмилетка, в которой училось 250 детей. Была пекарня. Была жизнь!
Сейчас иду, словно по мёртвому городу – ни души. Пустые глазницы домов зияют по обеим сторонам от дороги. Ну живёт же здесь хоть кто-нибудь!
Как будто ответом на мой вопрос из подворотни выбегает собака. И проносится мимо меня в сторону домика, окрашенного в тёмно-зелёный цвет. На нём развевается Государственный флаг РФ. Это здание местной администрации. На нём же висит большая синего цвета табличка с номером избирательного участка. Но выглядит оно таким же безжизненным, как и все остальные.
Из домика напротив выходит улыбающаяся пожилая женщина в пуховой шали и сером пальто. Евдокия Афанасьевна (так зовут хозяйку) рассказывает мне про своё житьё-бытьё, про храм Николая Чудотворца, в котором сегодня размещается администрация, про цены в местном магазине, монетизацию льгот, про 78 лет своей жизни, которые с рождения до сегодняшнего дня отданы Калачу…
Улица, на которой стоит дом Евдокии Афанасьевны, единственная в посёлке самая длинная, широкая. Раньше она называлась Центральная. Кроме неё, есть несколько боковых улочек. Некогда аккуратная и ровная, дорога теперь изрыта колёсами лесовозов.
Вдоль домов тянутся дощатые тротуары. Местами доски прогнили. Но в целом по ним можно свободно идти. Иду, рассматривая незнакомый окружающий мир.
На краю цивилизации
Линия электропередачи из другого населённого пункта в Калач не протянута — здесь работает своя электростанция. Электропоезда никогда сюда не приходили. Из дорог когда-то был «зимник» для лесовозов, который прокладывали через промёрзшие болота.
Теперь единственный выход «в мир» — это узкоколейка, по которой до Алапаевска нужно ехать всю ночь (с 22.20 до 8.30), билет в обычном вагоне стоит 150 рублей (для желающих есть плацкарт).
Вокруг Калача – топи и болота. Тропинки через них – медвежьи или охотничьи.
Обращает внимание отсутствие мусора в посёлке – этого неотъемлемого спутника цивилизации. Бутылок, фантиков или коробочек нет. Вокруг чисто и пусто. Даже нежилые дома стоят какие-то прибранные: их никто не разбирает, в них не скапливается хлам. Они просто стоят и всё. Как будто время замерло и отдыхает на них, сберегая для покинувших хозяев. Конечно, они ветшают. Но выглядят вполне пригодными для жилья.
Над воротами одного нежилого дома замечаю скворечник. Кто-то когда-то заботливо прибил его здесь, чтобы была жизнь, чтобы было продолжение жизни. Сами хозяева уехали, а птичий домик остался. Селятся ли в него воробьи или он также необитаем?
Интересно, что на крышах всех домов лежит шифер. Железа нет нигде. Как и почти нет бараков (как, например, в лесных посёлках).
Калач основали не как посёлок, а как деревню в 1911 году переселенцы из Ирбита. Его огибает речка Янцаевка (уже довольно обмелевшая), есть луга для выпаса скота, поля для покоса и выращивания зерновых – всё для жизни. До 60-х годов прошлого века здесь даже был колхоз.
Но пришла узкоколейная дорога в 1967 году, пришли лесозаготовители, открыли здесь лесоучасток. И дали новый ход жизни территории.
А потом вырубили лес. Началась перестройка, которая перестроила сложившийся уклад жизни посёлка.
Ему бы вернуться в крестьянский быт, сельскохозяйственное русло… Но! Народилось новое поколение, которое воспитали в других условиях, в другом распорядке жизни.
При каждом доме — огромные огороды, бревенчатые конюшни, сделанные на продолжительный срок службы. Это говорит о том, что крестьянин на земле всё равно остаётся крестьянином. И, несмотря на конец октября, по улице ходят коровы — небольшой холод для них не страшен.
На паре крыш пристроились спутниковые антенны. Здесь электричество дают на несколько часов в день. Но даже на какое-то время люди стремятся не отстать от «большого» мира, быть в курсе всевозможных событий.
Магазин на станции работает каждый день – с 10.00 до 12.00 и с 13.00 до 16.00. Выходной – воскресенье. Товар завозят из Алапаевска один раз в неделю.
Правда, с врачебной помощью здесь тяжело. Больницы нет уже давно. Если что случается, человека везут до Санкино (Калач находится на 149-м км от г. Алапаевска, Санкино – на 114-м ). В Санкино вызывают «скорую» и на ней до Махнёво. Посёлок входит в состав Махнёвского МО.
В конце центральной улицы, ближе к речке, кучами лежит срубленный лес. Ждёт, когда его отсюда вывезут.
Работают жители Калача на обслуживании железнодорожных путей, на электростанции, в лесничестве, клубе, администрации, на заготовке древесины у частного предпринимателя из города.
Способы выживания без электричества и денег
В большом светлом доме живёт семья из четырёх человек: муж, жена, сын и бабушка 83-х лет. Глава семейства Михаил Александрович долгие годы работал на узкоколейке. Сейчас, хоть и далеко ещё до пенсии, остался без работы. Но это не пугает ни его, ни семью.
О том, как живётся им в такой дальней и неприступной (по меркам городского жителя) глуши, мы и поговорили долгим осенним вечером, благо электричество дали, как и положено по графику в пять часов, и разговаривали мы при свете электрической лампы, а не свечки или лучины.
— Михаил Александрович, электричество у вас дают по часам. Остальное время – без света. Не тяжело?
— Да привыкли уже за столько лет. Вон в Кумарье уже лет двадцать нет света, и ничего — живут. У нас с нового года, похоже, тоже не будет…
— ?!
— Сказали: денег нет, солярка, на которой электростанция работает, скоро закончится. Вот и всё.
— Как же вы жить будете?
— А как крестьяне жили? Электричество – недавнее изобретение. Помнишь, знаменитое словосочетание «лампочка Ильича»?! А как до этого? Обходились же. Крестьянину-то для жизни немного и надо. Без электричества сейчас разве что женщинам тяжело: стирать, гладить…
— А без денег как прожить? Нужно же покупать на что-то разные товары?
— Какие?
— Например, хозяйственные.
— Крестьянину в магазине что надо? Только самое необходимое.
— …
— Соль да спички. Без остального можно обойтись.
— А мыло, порошок?
— Всю жизнь наши люди в деревнях берёзовым щёлоком обходились. Он и моет и стирает прекрасно.
— К нему привыкнуть надо. Хорошо, если вода мягкая. У вас мягкая вода?
— У нас всякая – и твёрдая, и мягкая есть, смотря в каком колодце. Здесь в одном такая вода – прямо мылится. Стирать без порошка можно. Но и твёрдая есть.
— Как вы сахар покупаете? Привозят?
— Заказываем машинистам, нам привозят мешок. Мы чай без сахара пьём. Он идёт только на варенье да компоты. Ну ещё у женщин — в стряпню. Тем не менее, мешка два в год уходит.
— Хлеб к вам тоже раз в неделю привозят, как и все продукты?
— Мы хлеб не покупаем. Даже не интересуюсь, как с ним дела обстоят. Уже 18 лет мы сами хлеб печём, по пять булок. Муку также покупаем. В год уходит мешков десять муки. У нас в семье все умеют печь хлеб, в том числе и дети.
— А если муку вам возить перестанут, как тогда жить?
— Очень просто. Сами будем молоть муку. Тяжеловато, но возможно.
— На чём?
— У меня есть жернова.
— Уже мелете?
— Да, помаленьку. Выращиваем пшеницу, ячмень, рожь и овёс. Жернов ручной. Три оборота – получается пополам мука и дроблёнка. Если ещё раза три пропустить, тогда будет одна мука.
— Из чего у вас жернов? Из камня?
— Нет, из дерева. Обит железом сверху и снизу. Не так-то с ним просто обходиться – сила нужна.
— Много зерна выращиваете?
— Нет. Но нам хватает.
— Как обмалываете?
— Как раньше делали – в мешок и цепями. Мы обиваем палками. Потом просеиваем и веем на ветру. У нас же зерна немного. Было бы много, пришлось бы что-то придумывать. А тут всё просто.
— Куда у вас зерно идёт?
— Всё больше курам. Это пока мука есть. А если и муки не будет… Что ж, без муки проживём. Кашу из зерна варить будем.
— Семена овощей тоже сами выращиваете?
— Да, семена морковки, свёклы, редьки. Только для капусты трудно вырастить. Например, семена моркови дольше трёх лет не хранятся. Мы уже всё испробовали.
— Наверное, у вас в плане криминала безопасно?
— По сравнению с городом, да. У меня дом, сколько я живу здесь, никогда не закрывался.
— Замков нет?
— Замки-то есть. Только зачем их навешивать? Замок повесил – значит дома никого нет. Метлу поставил, значит, кто-то в огороде или где-то рядом есть. Замки – сигналы для воров о том, что дома никого нет. Он замок сорвал и зашёл. А если замок не висит, он и не пойдёт. Он будет ждать, когда я уйду. Или решит прийти в другой раз. Это же психология.
— Михаил Александрович, как вы считаете, в деревне в трудные времена выжить легче, чем в городе?
— Да и когда времена были лёгкие? Всегда то одно, то что-нибудь другое… В городе (любое время возьми), если отопление отключили или электричество – всё, катастрофа. А здесь, как бы я не заболел, даже если один жить буду, всё равно хоть как-нибудь на четвереньках да доползу до дровяника. Принесу пару поленьев и печь растоплю. А если растоплю, то и воды себе согрею. А семьёй-то легче: кто-нибудь всё равно сделает. Слава Богу, не один живу.
— А с одеждой как? Нужно её покупать.
— Одежды на мой век хватит, носить – не переносить.
— Как же вы обходитесь без больницы и лекарства?
— Как-как? Мне Господь – лекарство. Заболел, вылежался и всё. Травы, коренья, какие надо, у нас есть. Ну, помру так помру. У меня и гроб есть.
— ???
— А как ты думаешь? Здесь же нет ничего. Ни столярки, ни плотников. Кто, кроме тебя самого, о тебе позаботится? Вот недавно здесь мать с сыном померли… Пили они… Так у них родственников близких нет, за счёт администрации хоронить пришлось. В Синячиху и увезли.
— Получается, вы рассчитываете только на себя.
— А на кого? Заготавливаем всё сами. Ремонтируем сами. Убираем, косим, сеем тоже сами. В этом году, например, клюквы совсем немного. Брусники – нет. Болота высыхают. Климат меняется. Такого раньше не бывало — зима без снега. А сейчас… У нас здесь тихо, спокойно. Встанешь утром – только петухи да собаки, ну коров ещё слышно. Красота! Никто нигде тебя не тронет, если на медведя в лесу не набредёшь…Ты найди такое в городе!
Обратно на станцию я шла по линии, которая, огибая посёлок, уходит на кладбище. Дорогу мне освещал слабый свет карманного фонарика. Где-то лаяли собаки. Редкие огоньки от жилых домов мелькали в кромешной тьме. И шёл дождь. Действительно, климат меняется: утром был снег, а к вечеру потеплело и заморосил дождик.
Получается, что люди с минимальными запросами оказываются самыми защищёнными и подготовленными в условиях любых трудностей. У них на все вопросы есть свои проверенные ответы. Может быть, это несгибаемый русский дух? или крепкая вера? или воспитание…
Анна ОЩЕПКОВА
Фото автора
К слову
Людмила Петровна Кулыгина, глава Калачинской сельской администрации:
— Вопрос с электростанцией окончательно ещё не решён. По этому поводу у нас состоялась встреча с главой Махнёвского МО, на которой решение вопроса было отложено до утверждения бюджета на 2010 год. Если финансирование нам утвердят в необходимом объёме, то электростанция будет работать в прежнем режиме.
С 15 ноября этого года в посёлке нет почты, так как почтальонка уволилась. Но привоз и доставка корреспонденции осуществляются регулярно.
В нашем клубе в октябре проводили День пожилых людей. Но основное мероприятие – это дискотеки для молодёжи.
В посёлке проживает восемь детей в возрасте до 16 лет. Трое учатся в Санкинской школе во втором и восьмом классах.
