Чем-то притягателен Алапаевск. Иностранцы заезжают сюда частенько. И не только как туристы. Вот, например, в начале января был испанец, а в конце месяца побывал подданный Соединённого Королевства.
Уроженец Лондона Питер Хобсон приехал в наш город по работе – на «Фанком». Кроме того, он так сказать наш коллега по перу – пишет статьи для московской газеты. И между деловыми переговорами посетил нашу редакцию, где состоялась беседа.
Приятный общительный молодой человек очень неплохо говорит по-русски. Внимательно слушает, никогда не перебивает. Правда, когда он торопится что-то сказать или волнуется, то его речь получается не выстроенной и несколько скомканной, но мы всё равно понимаем, что он имеет в виду.
От разговоров о деловой стороне визита Питер уклонился, поэтому мы говорили, в основном, о культуре, менталитете и укладе жизни двух стран. И о его впечатлениях о России, конечно.
— Как вы попали на «Фанком»?
— Я работаю в Москве в финансовой компании, в связи с этим и приехал в Алапаевск. За одним решил написать про ваш город. В журналистике я фрилансер – сам предлагаю тему или мне дают задание – и пишу.
— И о чём вы пишете?
— О России, конечно.
— Наверное, зарисовки или впечатления о путешествиях по России?
— На самом деле, на эти темы я пишу для себя. Как правило, они нигде не публикуются. Но впечатления меня всё равно обогащают. А пишу то, о чём закажут.
— Вы пишете по-английски?
— Конечно. Как вы могли заметить, я по-русски и говорю-то не очень хорошо. А тем более пишу. Газета, в которой работаю, «The Moscow Times», выходит ежедневно на английском языке. Распространяется бесплатно. Это серьёзное экономическое издание, в котором публикуются в том числе и статьи о том, что может увидеть иностранец за пределами Москвы. Она издаётся не только в Москве, но и в Санкт-Петербурге.
— Расскажите, когда вы попали в Россию?
— Первый раз я приехал сюда четыре года назад, когда закончил университет.
— У вас финансовое образование?
— Нет, я учился в Уэльсе, в университете Кардифа. По образованию я художник, закончил с красным дипломом.
— Где изучали русский язык?
— Перед тем, как ехать в Россию, четыре месяца учил его дома. Потом приехал сюда, но не понимал того, о чём говорят окружающие. Мне было очень трудно. Я путешествовал, проехал даже по «Золотому кольцу», но ни с кем не общался. Прибыл в Екатеринбург и семь месяцев жил в этом городе, ну ещё по области поездил – Артёмовский, Серов, Нижний Тагил… А в Алапаевске сейчас впервые.
— Чем занимались?
— Давал уроки английского языка. А взамен меня учили русскому. Причём лучше я запоминаю слова, когда мне их напишут. Можно произнести одно и то же слово хоть десять раз, но я не пойму, пока не увижу, как оно пишется. У меня зрительная память.
— А потом?
— Потом вернулся в Англию. Постоянно живу в России где-то полтора года.
— Как вы путешествуете: поездом, самолётом, автобусом?
— Автобусом – нет. Это ужасно! Самолётом дорого, к тому же все аэропорты далеко от города. Удобнее поездом – вокзалы расположены всегда в центре — вышел, хоть куда добрался. Всё понятно.
— Ваши впечатления о России? Не сложилось ли у вас мнение, что Москва – это одно, а всё, что за пределами, – уже другое государство?
— Понимаю, что вы имеете в виду, но нет, мне так не кажется. Когда я первый раз приехал в Санкт-Петербург — можно, конечно, спорить, представляет ли он всю Россию, — я был в шоке от того, что, во-первых, никто не говорит по-английски. Во-вторых, что так мало внимания к туристам – нет привычной доброжелательности. Мне было достаточно трудно заказывать, ориентироваться, покупать, потому что всё общество никак не настроено на это. Другие страны — некоторые больше, некоторые меньше – живут туризмом. А Россия, если и живёт, то не знает, что живёт, и достаточно небрежно к этому относится. Сервис тоже у вас не такой, как в Европе. Там все активно пытаются проявлять вежливость – это очень важно. В России не особо пытаются. Я знаю, конечно, что есть контраргумент, что в Европе обманывают, а в России все честные.
— Не слышали такого.
— Правда? Есть такая теория, что если в Америке человек спрашивает, как у вас дела, то ему на самом деле не важно, как ваши дела, он спрашивает просто так. В России даже и не спрашивают, потому что они честные.
— Таковы ваши первые впечатления?
— Да, говоришь ведь то, что первое приходит в голову… Потом русские люди закрытые. Мне достаточно тяжело было вначале: никто не смотрит на тебя, никто не улыбается. Вот пример: ты идёшь по улице. На тротуаре припаркована машина, оставляющая около здания очень узкий проход, по которому может пройти только один человек. И тебе навстречу кто-то идёт. Ты пропускаешь, уступая ему дорогу. И смотришь на него, пытаясь поймать его взгляд, услышать «спасибо» за свою маленькую услугу и в ответ сказать «да, пожалуйста». Но он проходит и даже не смотрит на тебя. Понимаете? Ничего. И у меня остаётся внутри какая-то пустота.
— В общем, до европейского сервиса нам ещё расти и расти.
— Мне кажется, здесь другое — желания нет.
— В Европе, кажется, семьи малочисленны. У вас есть ещё брат или сестра?
— Да, действительно, в семьях по два-три ребёнка. Но наша семья – исключение. У меня есть ещё три брата. Я второй ребёнок в семье.
— В вашей стране есть такое явление как гражданские браки: когда двое живут вместе, но не зарегистрировали свои отношения?
— Да, есть. И у нас это всё популярнее и популярнее. Мои родители были одними из первых, кто пошёл на это. Они зарегистрировали брак всего пять лет назад. Просто с точки зрения налогов так проще. Но они счастливы вместе.
— Вы сказали, что получили художественное образование. Кто ваши любимые художники?
— Анри Матисс и Дэвид Хокни (самый авторитетный современный английский художник, который пишет в стиле поп-арта – Прим. авт.). Он просто замечательный! По-моему, самое главное в картине – свобода, умение чувствовать, тогда у художника всё очень легко получается. Матисс и Хокни как раз имеют эту черту. Нужно быть профессионалом. Нужно знать, чего ты хочешь и иметь внутри эту уверенность. Даже если художник очень хорошо написал картину, будет видно, создавал он с усилием или легко. В первом случае картина будет мертва. Очень долго я этим занимался и прорыв у меня наступил только на последнем курсе. Я рисовал и поправлял, а потом понял – нужно всё делать свободно.
— Что больше любите рисовать?
— Знаете, я не рисую уже достаточно давно. Как получил диплом, сразу бросил и с тех пор не брал в руки кисть… Вначале рисовал абстрактные композиции, а потом всё больше людей. Я считаю, что абстрактное скучно, природа – уже лучше, но вот всё, что касается людей, – гораздо интереснее. Например, могу нарисовать эту комнату, потом взять два элемента отдельно, написать их сто раз, а потом сделать из них уже нечто другое. Тогда получится картина. Ничего никогда не идёт по плану. Если по плану – значит провал.
— То есть творчество – это спонтанность?
— Это спонтанность на основе большого опыта. Я много раз был в галереях, рассматривал простые на первый взгляд предметы искусства. И иногда слышал от какого-нибудь человека следующие замечания: будто бы он сам мог бы нарисовать ничуть не хуже. Но на самом деле — не мог бы! Он бы мог скопировать, но не создать. Человек не понимает, что за этой картиной стоит десять, а то и сорок лет опыта. И чтобы получилось именно так, художник очень много работал.
— А Россия вас не подталкивает к творчеству?
— Возможно, она слишком большая… Но если бы я начал рисовать, то пришлось бы возвращаться к малому. А сказать, что мой проект стал бы называться «Россия», – трудновато. К тому же было бы необходимо для начала создать большую коллекцию фотографий.
— Вы не фотографируете?
— Нет, для этого как-то не находится времени. Я еду и пишу. Но если я стану рисовать – придётся фотографировать. Или искать изображения везде – в Интернете, библиотеках… Кстати, вначале пытался фотографировать, но мне не понравилось. Считаю, что лучше зафиксировать эти моменты в словах. Живая — только память. Когда слишком много фотографируют, создаётся впечатление, что человек ничего не вкладывает в свою память.
— С какого возраста вы начали свою самостоятельную жизнь и помогали ли вам родители получить образование?
— Вы думаете, что на Западе люди раньше становятся самостоятельными? Мне кажется, что, наоборот, в России. У вас раньше начинают работать. У нас страна студентов. В Европе даже хуже, чем в Англии. Когда я поступил в университет, учёба стоила, грубо говоря, тысячу фунтов в год. К тому же жизнь в другом городе, а мы обычно переезжаем для обучения в другой город и не живём с родителями, требует затрат. И получается вместе с оплатой обучение стоит уже свыше пяти тысяч фунтов. Соответственно родители давали мне деньги. Полностью самостоятельно я начал жить только когда переехал в Москву. Мне как раз тогда исполнилось 25 лет.
— Как отнеслись к вашему решению родители?
— Мама — хорошо. Она сказала, что сама мечтала побывать в России. У папы энтузиазма было поменьше. Вообще мама, когда ей было двадцать лет, много путешествовала. И на велосипеде доехала почти до Нигерии. Поэтому она сказала: «В Россию? Здорово!».
— И последний вопрос. Свою дальнейшую жизнь вы свяжете с Россией?
— Вообще да. Но я не уверен, что смогу прожить здесь всю жизнь, особенно в Москве.
На самом деле, наш разговор длился несколько часов подряд. И вопросы были взаимными. Питер расспрашивал, чем занимаются люди в таком маленьком городе, как Алапаевск, где они работают и отдыхают. Говорил, что ему наши зимы кажутся очень холодными, но он вряд ли будет носить валенки, как ему иногда советуют. Рассказал, что в Нижнем Тагиле живёт его близкий друг. И что ему очень нравится наша природа. А вот русская кухня ему не по вкусу. Он предпочитает шпинат, который в наших кафе найти не просто.
Уходя, Питер пообещал, что когда выйдет его материал об Алапаевске, он пришлёт нам ссылку.
Анна ОЩЕПКОВА
Светлана ВОСТРИКОВА
Фото Анны ОЩЕПКОВОЙ
И Олега КОСТРОМИНА
