Пережившая блокаду

Как юной светловолосой красавице удалось выжить среди ужасов блокадного Ленинграда, победить голод, смерть, болезни? Своей историей с нами поделилась 91-летняя жительница поселка Курорт-Самоцвет Надежда Петровна Евсеева. Она награждена медалью «За оборону Ленинграда». С тех пор прошло уже 70 лет, но в памяти Надежды Петровны воспоминания об этих страшных событиях живы до сих пор.

Летом 41-го
Восемнадцатилетняя Надя приехала из маленького города Малая Вишера в Ленинград поступать в военно-механический институт. Шансов было немного, девушек принимали неохотно. Но Наде, окончившей школу с серебряной медалью, повезло: она отлично сдала вступительные экзамены и была зачислена в вуз. Начались веселые студенческие годы, прогулки по красивому довоенному Ленинграду и, конечно же, первая любовь – Сеня Фогель, с которым её разлучила война…
Летом 1941 года Надя уже оканчивала первый курс, сдавала сессию. 22 июня было воскресенье, прекрасная солнечная погода.
— Мы, девчонками загорали прямо в общежитии при открытых окнах, — вспоминает Надежда Петровна. – Мальчишки из окон соседнего корпуса пытались заигрывать с нами. Мы же делали вид, что не замечаем их. И вдруг они тревожно закричали, чтобы мы срочно включили радио. Диктор нам объявил, что сегодня в четыре утра без объявления войны на нас напали немцы. Они уже перешли границу, бомбят и обстреливают наши города и деревни. Гибнет много людей. Мы тут же выскочили на улицу. Возле репродуктора скопилось много людей, все с хмурыми лицами, а некоторые женщины даже плачут. Я ещё тогда подумала: жаль, что сейчас люди гибнут, но ведь наша армия скоро прогонит этих фашистов.

Как начинался ад

Об учебе уже никто не думал. И Надя со своими однокурсниками решили немедленно идти в военкомат и писать заявления, чтобы отправиться на фронт. Страха, что они могут умереть, на тот момент не было. На следующий же день многие ребята получили повестки из военкомата. Остались только двое юношей и девчата. Им доверили сначала готовить школы для размещения там госпиталей.
Потом отправили на военный завод чистить винтовки. Руки после такой работы были воспалены и долго болели.
Город готовился к обороне: по улицам ходили военные, устанавливали зенитные орудия, аэростаты воздушного заграждения, заколачивали памятники, заклеивали окна. В это время начинали закрываться магазины, но запасы продуктов ещё были. Начались бомбежки, а потом и обстрелы…
В это время активно велись работы по возведению оборонительных укреплений. И молодых студентов отправили рыть окопы и противотанковые рвы.
— Я побывала на четырех направлениях – под Лугой, Волховом, Колпино и Мышкино. Почва была глинистой, но никто не жаловался. Копали изо всех сил: одежда была изношена, и туфли мои развалились, да так, что невозможно было ходить. Так я осталась босиком. А уходить нам с последнего объекта пришлось под обстрел. Одного мальчика из нашей бригады ранили. Отступали вместе с нашей армией к Ленинграду. Диверсанты в это время пытались травить воду, поэтому нам приходилось дежурить с ведрами у колодцев и подавать воду проходящим мимо измученным бойцам. Техника и солдаты двигались по дороге, мы же бежали рядом по лесу. Над головами свистели снаряды: пока мы бежали в сторону железной дороги, фашисты обстреливали нас, закидывали бомбами, — с тревогой рассказывает Надежда Петровна.
Обуви при этом у Нади так и не было. К тому времени, как они добрались до последней электрички в сторону Ленинграда, ноги были разбиты в кровь.

300 граммов хлеба за валенки
Когда Надежда вернулась в Ленинград, родное общежитие было пустым, все были на войне. Теперь молодым студентам поручили защищать город от пожаров.
— Был организован комсомольский полк противопожарной обороны Ленинграда. В этом полку я и служила, — говорит Надежда Петровна. – Мы дежурили на крышах и чердаках зданий, чтобы гасить зажигательные бомбы. У нас были приготовлены бочки с песком и водой и длинные металлические щипцы. Правда, зимой мы чаще всего просто скидывали небольшие бомбы на землю, а там наши товарищи их гасили снегом. Но спецодежда (фуфайка и ватные штаны) были все прожжены искрами от этих бомб. Остался шрам на шее.
Поначалу выданных кирзовых сапог с портянками хватало. Но уже в сентябре ноги стали замерзать. Минусовая температура держалась даже в помещениях. Надю спасли валенки, выкупленные за три пайка хлеба.
— У нас был рынок, где много чего можно было купить за еду. Мне нужны были валенки. Я откусывала по чуть-чуть от своего блокадного черного наполовину с опилками хлеба, остальное оставляла на обувь. Так мне удалось накопить 350 граммов. Но валенки стоили 500 граммов хлеба. И я до сих пор помню того пожилого мужчину, который сжалился и продал мне пару валенок. Они были большого размера, но спасли меня в лютые морозы.

Сидели на костях
С наступлением холодов в квартирах начали устанавливать «буржуйки», из-за которых резко увеличилось количество пожаров. Бомбежки были постоянными. Однажды Надежда наблюдала яркое пламя горящих на площади зданий. От взрывов огонь вспыхивал ещё с большей силой. И только на следующий день они узнали, что сгорели Бадаевские продовольственные склады. В городе начался голод…
В домах Ленинграда не было тепла, света, воды, еды. Не было ничего! 125 граммов хлеба в сутки, получаемого по карточкам, доводили до истощения, и уже в ноябре-декабре люди стали умирать от голода.
— Однажды в магазине подросток вырвал у женщины кусок хлеба и судорожно глотал эти крошки. Женщина же, пытаясь отнять у него свой хлеб, вдруг внезапно заревела, — вспоминает Надежда Петровна. — Возможно, от своей беспомощности, а, может, от того, что у неё был такой же сын, племянник, брат, который умер от истощения, от страшных мук голода.
Трупы людей были везде: на улицах, в домах. Их увозили всех на Пискаревское кладбище, где складывали в вырытую траншею. Не велись записи кто это, когда умер, их просто складывали. Смерть была уже привычной. А голодная Надя продолжала взбираться на крыши, обходила дома с проверками. Сообщала в соответствующие службы об умерших в квартирах детях и взрослых.
Надежде и тем, кто вместе с ней патрулировал крыши, кроме хлеба выдавали ещё горячую воду, дрожжевой суп. Как и другие ленинградцы, они ели «дуранду» — твердый жмых. Но смерть не пощадила никого. В ночь на новый, 1942 год умер Женя, студент четвертого курса, с которым Надя работала в противопожарном полку.
— Перед этим он уже несколько дней не мог встать. Мы приносили ему пайки хлеба, поили теплой водой, но выжить он так и не смог. За ним умер мой земляк Коля. Он уже еле ходил, был ко всему безразличен, садился только на подушку, потому что на костях сидеть было уже невыносимо. Мужчины умирали раньше женщин.

Было больно кушать
Всё, что было за пределами блокады, называлось «большой землей». И Надя со своими подругами смогла туда попасть по дороге жизни, через Ладожское озеро.
— Когда мы выехали на эту дорогу, то не знали, доедем или нет. Ехали в грузовиках стоя, оставив все вещи на берегу. Был сильный ветер, снег будто врезался в кожу. Повсюду обстрелы, многие машины проваливались под лед, погибло много детей. Не дай вам бог такое пережить, — тяжело вздыхая, продолжает свой рассказ Надежда Петровна. – Наша машина добралась до безопасного места, где нас накормили. Кушать хлеб и сыр, который нам дали, было невыносимо больно. Люди корчились от боли, но продолжали есть.
После эвакуации Надю в товарном вагоне отправили в Вологодскую область, где были её родители. «Кожа да кости» — про неё ещё долго говорили, что она не жилец. Но, преодолев все болезни, которые обрушились на неё, она восстановилась, продолжила учиться, только уже на инженера пищевой промышленности. Потом уехала на Урал, и началась совсем другая жизнь.
Это лишь часть воспоминаний Надежды Петровны Евсеевой. Написать обо всем, что пережила эта хрупкая на первый взгляд женщина, не хватит газетных страниц. Надежда Петровна написала свой блокадный роман и подарила его детям, внукам и правнукам, чтобы помнили, чтобы передавали из поколения в поколение. Она не сломалась, не сдалась, она осталась жива, несмотря на тяжелые испытания блокадного города, – это подвиг, о котором мы просто обязаны знать!

Анастасия ФИРСОВА
Фото автора