Героями нашего нового фотопроекта стали ветераны Великой Отечественной войны. Мы не первый год пишем их жизненные истории, которые завораживают и трогают до слез. Но, кажется, что столько ещё не рассказано, не написано, хочется запечатлеть на страницах газеты как можно больше информации о героях, которые подарили стране победу. Сегодня в Алапаевске и Алапаевском районе проживает 84 участника этой страшной войны, многим из них уже более 90 лет. В преддверии юбилея мы публикуем фотографии самых дорогих для них орденов и медалей, и рассказы ветеранов о том, при каких условиях они были получены.
- Николай Никандрович Вараксин, 91 год
Самая ценная награда для Николая Никандровича Вараксина – медаль «За оборону Сталинграда». «Это был самый тяжелый и сложный этап. На моих глазах погибали сотни солдат. А нам, несмотря ни на что, нужно было держать оборону, а потом и наступать на врага…»
- Евгений Александрович Новосёлов, 90 лет
Евгения Александрович Новосёлов рассказывает о том, какая из боевых наград для него самая — самая.
— Это было в июле 1944 года. Наша 174 стрелковая дивизия участвовала в операции «Багратион». Отчаянной атакой за одну ночь мы освободили город Борисов, за который получили от Верховного Главнокомандующего Сталина благодарность, и дивизии было присвоено звание «Борисовская».
Была незначительная передышка, как вдруг противник ударил по левому флангу. Наша рота получила задание — обойти вражеские позиции и уничтожить их. Командир роты повёл нас по едва заметной болотной тропе. Помимо автоматов мы тащили на себе тяжёлый станковый пулемёт и десятки ящиков с пулемётными лентами. Вышли, вернее выползли, и вступили в тяжёлый, затяжной бой. В штабе нас считали уже погибшими и даже сняли с довольствия. Но нам всё-таки удалось соединиться со своей частью.
И только через какое-то время, когда часть уже воевала в Восточной Пруссии, пришла награда — орден Отечественной войны II степени. Лейтенанту Новосёлову было всего 19.
- Сергей Сергеевич Епифанов, 89 лет
Военная служба Сергея Сергеевича Епифанова проходила на Дальнем Востоке, а настоящие боевые действия начались только в 1945 году, когда началась война с Японией. К сожалению, боевые медали «За победу над Японией», полученная в 1946 году, и «За освобождение Кореи», которая особенно дорога ветерану, были потеряны при странных обстоятельствах. Также утрачен и орден Великой Отечественной войны II степени, которым награжден Епифанов в 1982 году. Поэтому сегодня он держит на ладони последнюю юбилейную медаль «70 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Вручение этой награды стало для него, пожалуй, самым большим событием за последнее время. К нему домой в посёлок Заря приезжал сам глава МО Алапаевское Валерий Заводов.
- Егор Николаевич Пинягин, 89 лет
Егор Николаевич Пинягин имеет три боевых медали «За отвагу». И каждая ему дорога, каждая была получена за невероятное мужество и стойкость при выполнении очередного приказа. Так, в октябре 1944 года 1326-му стрелковому полку 415-й Мозырской стрелковой дивизии, где служил Егор Николаевич, предстояло форсировать Западную Двину, чтобы занять вторую половину Риги. «Переправу обстреливали с левой стороны реки, подрывались мины. На моих глазах товарищи гибли один за другим. И наш взвод ждала та же участь. До сих пор не понимаю, каким чудом остался жив. Когда пришла очередь, нам повезло: вместо плота взводу досталась понтонная лодка. Но немец изрешетил её пулями, из-за подорвавшейся мины она загорелась. Мы так и не переправились через реку, нас унесло обратно к правому берегу. Я вытащил из лодки тяжелораненых бойцов и остался ждать своих. Вернувшись в роту, узнал, что эта переправа была ложной, отвлекающей от места, где главные силы форсировали реку. А в нашем полку в тот день погибло очень много людей…».
- Анатолий Дмитриевич Зуев, 88 лет
Орден Отечественной войны Анатолию Дмитриевичу Зуеву вручили в 1945 году спустя несколько месяцев после окончания войны.
— В конце 1943-го года совсем молодым я попал в учебный танковый корпус в Свердловске, а в 1944-м уже отправился на фронт в Беларусь. Когда перед нашей частью стояли немцы, и разведать, каким вооружением обладает противник, никак не получалось, было решено отправить навстречу врагу три танка. Это была разведка боем. И в одном из этих танков был я. Как только мы двинулись в их сторону, на нас обрушился шквальный огонь из пулеметов и другого оружия. Немцы стреляли без остановки. Но приказ есть приказ: его нужно выполнить точно, безоговорочно и в срок. Поэтому мы наступали, а в это время наши приборы засекали, откуда и чем ведется обстрел по танкам. В итоге мы всё-таки остались живы, и всех участников операции наградили медалями. Я свою получил после войны. В военные годы даже после героического поступка никто сразу медаль на ладони не приносил…
- Тамара Сергеевна Степанова, 90 лет
Орден Отечественной войны и медаль Жукова одинаково ценны для Тамары Сергеевны Степановой. Большое значение для Тамары Сергеевны имеет и медаль «За победу над Германией», которой она награждена, но саму медаль так и не получила.
— Я ушла на фронт добровольцем в 18 лет. Меня взяли медсестрой в сортировочный эвакуационный госпиталь Первого Украинского фронта, в осадочное отделение. Здесь лежали тяжелораненые, нетранспортабельные солдаты, у которых шансов выжить было очень мало. В 1943 году нас увезли в Прохоровку, где стояли большие военные палатки, внутри каждой — по три-четыре высоких медицинских стола. На один стол приходилось по одному медику. Заносят раненого, ты его обработаешь, окажешь первую медицинскую помощь, его тут же забирают и приносят следующего. В какой-то момент вышла на улицу, а там, боже мой! — огромная равнина, вся усеяна ранеными: кто лежит, кто сидит. Это были солдаты после прохоровского сражения — крупнейшей танковой битвы этой войны.
Танки горели, людей к нам приносили обожженными, повсюду стоял смрад горелых тел. На тот момент, мы уже сутки отработали, и нам казалось, что поток раненых никогда не закончится. И только на четвертые сутки без сна и отдыха мы справились. Нас никто не заменял, если медик совсем валился с ног, ему разрешали немножко прикорнуть, наклонившись на этот же стол. Грохот от снарядов мы уже не воспринимали, перед глазами было одно человеческое месиво. Время от времени окрававленные простыни с медицинских столов бросали в угол палатки. Трудно передать словами, что мы чувствовали в эти дни.
- Пелагея Васильевна Филимонова, 91 год
Пелагея Васильевна Филимонова держит на ладони медаль «За победу над Германией». В войну 18-летняя девушка работала санитаркой. На санитарном поезде № 143 они грузили и увозили тяжелораненых с передовой Ленинградского фронта на Урал, в Сибирь и даже в Узбекистан.
— Не раз наш поезд бомбили: вагоны с ранеными горели, приходилось их отцеплять и двигаться дальше. Но самой страшной для меня оказалась моя первая бомбежка. Мы загрузились и только отъехали от Ленинграда, как в нас полетели снаряды. И вместо того, чтобы выпрыгнуть из поезда, я побежала по составу, а навстречу мне попался мой командир, который просто вытолкнул меня из вагона. Выпрыгнув, я сразу побежала, пока не запнулась об одну из кочек и не упала в болото. В этом же болоте пришлось и переночевать, чтобы переждать бомбежку и остаться в живых. Страха натерпелись…
- Михаил Максимович Горбунов, 90 лет
У 90-летнего Михаила Максимовича Горбунова на парадном пиджаке только юбилейные медали. 19-летним юношей в 1943 году его призвали в армию, и после учебки он оказался на 2-м Белорусском фронте. Несколько раз его полк ходил в наступление, но всё как-то неудачно. А это значит, что были большие человеческие потери…
— После обучения в армии мы всё знали, но опыта военного у нас не было никакого. По приезде на фронт наш учебный полк сразу же отправили в наступление. В итоге обратно вернулись только единицы. Тяжело вспоминать, как на моих глазах гибли ребята, с кем почти год был в учебном полку. Помню, как звали маму, умирая. Когда пехота идет в наступление, мало кто живой остается…
Я недолго находился на переднем крае (участок оборонительной линии, ближайший к неприятельскому фронту, — прим. авт.) Был командиром стрелкового отделения. Однажды прицелился стрелять, а рядом со мной разорвался снаряд, осколками мне перебило руку и спину около позвоночника. Я не мог идти сам, поэтому бросил вещмешок и стал двигаться в сторону напарника, с которым мы в последнее время были связистами. Он меня увидел и говорит: «Ну ты парень счастливый!». Я тогда не понял его слова, было очень больно, еле на ногах держался. Оставаться на переднем крае опасно, уходить с него — тоже, но я рискнул. Сколько немцы выпустили в меня снарядов тогда! Я бежал в полный рост, меня видно было: пробегу немного и падаю, но не буду же я постоянно лежать. А только встану, вокруг меня снаряды свистят. Кое-как добрался до своих. Это было 19 февраля 1944 года.
- Надежда Петровна Евсеева, 92 года
Для Надежды Евсеевой самой дорогой наградой является медаль «За оборону Ленинграда». Невозможно забыть эти страшные годы блокады, говорит Надежда Петровна.
— Первые бомбежки города в сентябре 1941 года оказались для меня самыми страшными. Бомбоубежищ тогда толком ещё не было, прятались в подвальные помещения. И через дорогу от нашего общежития бомба попала в один из таких подвалов, где были люди. Тогда я первый раз увидела столько крови, человеческих мучений и смертей… Мы с товарищами помогали вытаскивать раненых и погибших. Жилое здание, в подвале которого прятались люди, было наполовину разрушено. И мы увидели на одном из этажей маленького мальчика, который всё бегал по комнате и кричал «мама!». Но мамы рядом не было… Это сложно осмыслить и пережить…
А потом люди умирали от голода, холода. На улице лежали тела с обрезанными ляжками. Люди, как могли, пытались выжить. Ужасов было много…
- Григорий Никитович Смагин, 89 лет
Григорий Никитович Смагин из деревни Кокшаровой (Махневское МО) за свои подвиги во время Великой Отечественной войны награжден медалью За отвагу и орденом Красной Звезды. Они обе дороги ему, потому что получены с кровью. А война для Григория началась, как тoлько ему стукнуло 18 лет: в ноябре 1943 года его призвали в армию. Потом из запасного полка в Челябинской области Григорий Никитович попал на Первый Белорусский фронт.
— Как только в составе пехотного полка прибыли на место, нас сразу отправили в наступление по открытому полю. Это был наш первый бой, и здесь же погибло большинство солдат. Сначала шла большая артподготовка, а потом мы бежали по чистому полю метров 800 — от своих до немецких траншей. Прежде чем заскочить во вражескую траншею, бросали гранаты. Я был одним из первых, кто это сделал. А когда оглянулся, то увидел поле, усыпанное телами наших солдат. Потери были большими, но дух солдат, офицеров был силен, его не сломило, благодаря этому мы и одержали победу в войне. В то время я не боялся, что меня убьют: всех вокруг убивали, и меня могли убить. Конечно, про себя подумал, что необязательно было идти по открытому полю и на верную гибель отправлять столько людей, можно было пойти в обход. Но командование приказало, а приказы надо выполнять
- Александра Сергеевна Мазеева, 90 лет
В течение трех военных лет совсем молоденькая, 19-летняя Александра Сергеевна Мазеева передавала данные о фашистских самолетах зенитчикам. Самая дорогая для жительницы махневского поселка Хабарчиха награда — За победу над Германией. Во время войны Александра в качестве связиста на службе воздушного наблюдения, оповещения и связи дошла до Германии, где её чуть было не расстреляли.
— Три часа на постy стояли, три часа у телефона дежурили или, если связь была плохой, мы её налаживали. Наша задача была — передавать данные о пролетающих немецких самолетах. На посту у нас четыре девушки и пятый — начальник.
Мы подошли к немецкому городу Тройбург, поселились в крайнем домике одного из хуторов. Когда мне передавали пост в три часа ночи, моя сослуживица сказала, что здесь кто-то шатается и перекашливается. Начальник говорит: Давайте бросим гранату. Бросили, но она не разорвалась, а в нашу сторону вышло человек 40. Руки кверху» — закричали они, забрали у меня винтовку, сняли ремень и наставили автомат. И кто-то командует: Огонь. Чуть не застрелили. Мы уже были готовы к смерти, но нас отпустили. Кто это был: бандеровцы или эсэсовцы, мы точно не узнали. Но говорили они по-русски.
Хоть мы сами и не участвовали в боях, шли за Вторым Белорусским фронтом, но страшно было всегда, где бы мы ни находились.
- Мария Алексеевна Булавина, 91 год
«Я не хочу, чтобы наши внуки и правнуки пережили такие страшные времена, как мы. Не надо им этих оскорблений и унижений. Ни к чему, не дай бог!», — со слезами на глазах говорит жительница Алапаевска Мария Алексеевна Булавина, участница Великой Отечественной войны.
Радисткой 19-летняя Мария прошла войну с 1942 по 1946 год с Западного на Восточный фронт. Многие медали, как признается наша героиня, растерялись со временем. Но самая ценная всё-таки всегда с ней – это орден Отечественной войны. Он не даёт забыть ей о тревожных годах войны: о том, как передавала срочные сообщения командиров, как пряталась от немцев и чудом осталась жива…
— Когда мы были на Втором Украинском фронте, случилось так, что я одна оказалась в селении, которое заняли фашисты. Меня спрятала в своем доме украинская женщина, провела в подполье как раз в тот момент, когда в дом вошли немецкие солдаты. Я слышала их шаги, разговоры и очень боялась, что женщина выдаст меня. Но она оказалась с чистой совестью. Я провела у неё суток пять, и только потом хозяйка дома вышла пасти корову и вывела меня. Мне удалось в целости и сохранности добраться до своих.
- Иван Пивонович Сороковой, 91 год
Житель Верхней Синячихи Иван Пивонович Сороковой попал на войну в самое пекло, зимой 1942 года. Был он простым солдатом, пехотинцем, связистом. Самой дорогой для Ивана Пивоновича наградой был и будет орден Отечественной войны. Он напоминает ему о страшной мясорубке в Сталинграде и о голоде в немецком плену…
— Моя война началась в Харькове: мы отступали вместе с гражданским населением: люди ревели, паниковали и понимали только одно – нужно прятаться от немецких самолетов. Мы отступали пешком, а ведь немцы передвигались на машинах и мотоциклах. Грубо выражаясь, они просто гнали нас до самого Сталинграда. Стоило нам только остановиться и оказать сопротивление, враг начинал бомбить с воздуха, пускал в ход артиллерию. Немец рвался в Сталинград, а нам нужно было его остановить. Тогда и происходило самое страшное, начиналась просто мясорубка. Невозможно передать словами! А расскажу — не поверите! Около Сталинграда, когда мы защищали город, меня ранило в ногу, и я попал в плен, где пробыл до 1945 года.
В плену увидел, что фашисты вооружены до зубов: сколько танков, самолетов у них было… В нашей армии я такого не наблюдал, поэтому до сих пор не могу понять, как нам удалось остановить врага. Вы не поверите, но порой нечем было защищать город: то патронов нет, то еды.
У немцев нас почти не кормили и даже воды не давали. Помню, как первые три дня кушать хотелось, а после — привык. Потом нас через Польшу отвезли в Берлин, определили в один из лагерей, где мы стали работать вместе с сотнями, тысячами других пленных из Советского Союза и со всей Европы. Сбежать удалось только в 1945-м, когда наши уже подходили к Берлину.
- Вера Филипповна Кудинова, 93 года
Особую ценность для жительницы поселка Верхняя Синячиха Веры Филипповны представляет медаль «За оборону советского Заполярья». Сама награда, к сожалению, затерялась, от неё осталась только наградная книжка. Поэтому на ладони Вера Филипповна держит вторую по значимости для неё награду — медаль «За победу над Германией».
— На фронт я ушла добровольно вместе с комсомольской молодежной бригадой в 1941 году из родного Архангельска, нас было 12 девушек. Первые несколько месяцев войны работали в госпитале санитарками, ухаживали за ранеными. А 1 октября нас с музыкой проводили на военный пароход «Воронеж», который был переоборудован под госпитальное судно и включен в отряд санитарных транспортов Беломорской военной флотилии под названием «ГС-1». На корабле вывозили раненых с Карельского фронта в тыловые порты Белого моря, мы ездили по маршруту Кандалакша — Архангельск.
Все девчонки из нашей бригады боялись крови, а я — нет, поэтому меня поставили работать в операционную. Раненые стонали, постоянно просили о помощи. Было такое, что утром человеку ампутировали ногу, а к вечеру он умер. Мне же приходилось с операционного стола уносить ампутированные ноги, руки и даже глаза. Однажды привезли солдата, у которого вся ягодица была вырвана. Всего насмотрелись!
Плыли мы очень тихо, ни одного гудка не делали. На палубу выходить было нельзя никому, за этим строго следили. Раненых подвозили на машинах тоже практически бесшумно, они даже от боли не кричали. Рядом ведь Ленинград, Мурманск, и немецкие самолеты, когда бомбили эти города, долетали и до Архангельска. Слава богу, наш корабль под бомбежки не попал. Зато я помню, как позже бомбили город: попали в наш институт, разрушили мебельную и чулочную фабрики. Страшно было! А сколько на улицах Архангельска лежало умирающих от голода людей! Только что мимо проходил — человек ещё живой лежал, обратно идешь — он уже мёртв.
- Михаил Сергеевич Лопатин, 97 лет
— Отправили нашу роту в Белгородскую область на линию обороны. Только высадились в лесу, как нас начали бомбить. Страшно — никто же не бывал до этого на фронте. До сих пор помню, какой треск стоял, как верхушки деревьев падали на людей, среди которых раненые и убитые. Пережили это, и на следующий день наше формирование пошло в наступление. Мы издалека видели, как немцы в деревне расположились: на гармошках играли, песни пели. Но немцы — народ воинствующий. Вдоль речки, которую нам надо было перейти, они протянули провода и на них нацепили пустые консервные банки. А мы наступали ночью, поэтому не увидели — всё забрякало, включились световые лампы, и по нам открыли огонь на поражение. Из 150 человек со своего первого боя вернулось только 25. Мне повезло, я наткнулся на какой-то овражек, где и спрятался от пуль. Это боевое крещение никогда не забыть.
Потом ещё много случаев было, когда смертельная опасность пролетала рядом. Воевал я и под Сталинградом, потом на Украине форсировал Днепр, там получил ранение в руку и ногу, какое-то время лежал в госпитале. Подлечился и опять на фронт: освобождал Белоруссию, участвовал в кёнигсбергских наступательных операциях в Восточной Пруссии. Везде враг встречал шквальным огнем, было откровенно страшно. А при переходе границы Германии мы с товарищами произносили клятву, стоя на коленях и целуя знамя: чтобы сотни лет немцы со страхом в глазах вспоминали советских солдат на прусской земле.
- Антон Миронович Мясников, 89 лет
— На переднем крае находились пехотинцы, в метрах 500-600 от них на прямой наводке стояли пушки, а я был между ними разведчиком на наблюдательном пункте. Как только мы видели вражеские танки, сразу же передавали эту информацию в штаб полка, а те уже приводили в боевую готовность батареи. И тогда начиналось «светопредставление». Ладно, было бы две жизни у нас, так ведь всего одна. А я ведь только начинал жить, страшно было, конечно…
Наша 280-я стрелковая дивизия взяла Конотоп, за что ей присвоили почетное название Конотопской. И где-то в районе города Козелец в Черниговской области Украины дошли до Днепра, успешно форсировали реку. Я был разведчиком, но меня и ещё нескольких солдат отправили, как стрелков-пехотинцев, подменить тех, кого уже убили. В двух километрах от переправы мы заняли оборону, и тут крупнокалиберный снаряд прилетел и разорвался рядом со мной. Меня сильно придавило глыбами земли, оглушило, из ушей и носа полилась кровь.
Недалеко оказался мой товарищ, с которым мы занимали оборону, он меня вытащил и спустил в низину. Я видел, что он мне что-то говорил, но не слышал ни звука. Товарищ показывал на ноги: мол, как они? Поняв, что их не задело, идти я могу, показал мне направление, куда надо шагать. Я взял автомат и пошёл, к счастью, вышел прямо к переправе, где меня обработали в санчасти и отправили в госпиталь. После ранения я не мог какое-то время ни разговаривать, ни слышать. Потом всё восстановилось.
Выписали нас зимой перед Новым годом в нашем летнем обмундировании. Зимних комплектов ни в госпитале, ни в противотанковой части, куда нас потом отправили, не нашлось. На улице был двадцатиградусный мороз. Из Воронежа до Киева мы добирались то на машинах, то на поезде, а то и вовсе три дня пешком шли. Думали, что насмерть продрогли. Уже на месте, кто как смог, переоделся: приходилось снимать с убитых солдат то шапку, то шинель…
- Фёдор Владимирович Зяблов, 87 лет
Он очень хотел дожить до 70-летнего юбилея Победы. И ему это удалось, но, к сожалению, сам праздник житель деревни Переваловой Махнёвского МО Фёдор Владимирович провёл в больнице на лечении.
Он пехотинцем прошёл две войны, как сам признается, на Западе и на Востоке. Был призван в 1944 году и вскоре переброшен на войну с Японией. Без слёз не может вспоминать эти тяжёлые годы. К сожалению, медаль «За победу над Японией» Фёдором Владимировичем была утеряна, поэтому в руках он держит медаль «За боевые заслуги».
— Я служил в рядах Красной армии до 1951-го года. Самые страшные дни прошли в Японии, Маньчжурии — на маньчжурских сопках. Дважды мы ходили в наступление. И как раз перед вторым боем мне очень захотелось есть. Сказал об этом товарищу, а он мне ответил: «Значит, ранят тебя…». Была такая примета у нас. Так и получилось, задела меня разрывная пуля. Потом долго в госпитале лежал.
- Степан Меркурьевич Молоков, 88 лет
— Мы собирали информацию, чтобы атака наших солдат была неожиданной для фашистов. Почти перед самым наступлением наша группа сделала вылазку, в ходе которой захватили одного немца в высоком звании. Мы привели его в штаб, где он сообщил много важных сведений, в том числе — в какой день и час немцы планируют наступательную операцию. Благодаря этим данным нашим удалось удачно спланировать и провести атаку. От неожиданности немцы бежали, побросав всё оружие, провиант и другие запасы. Память с возрастом стала подводить, не вспомню, как этот немецкий город назывался. Зато хорошо помню, что там был сахарный завод, от которого ручьями текла патока.
До этой операции было много тяжёлых боёв. Так, на Одере, уже на другом берегу, нам пришлось сменить воинскую часть. Мы с товарищами сидели там в окопах почти неделю. Нашей задачей было не подпустить немцев к реке. А время было зимнее, холодно, мы только вылезем погреться, как немцы начинали обстреливать нас. Хорошо, что огонь вели не по цели, а куда попало. Только это спасло.
Однажды командир батальона приказал отобрать пять крепких солдат, в том числе и меня выбрали. В том месте, где заканчивалась наша оборона, шёл большой ров два метра глубиной и четыре шириной. Перед нами поставили задачу: перейти этот ров — выйти на поляну и гнать отступающих немцев. Как только мы стали подходить, метрах в двухстах от оврага на открытом ровном месте фашисты открыли по нам пулеметный огонь. Каким-то чудом с товарищем Козловым нам удалось заскочить в ров, а ещё трое наших сослуживцев погибли на месте. У меня была пробита шинель и обожжены плечи от пуль, у Козлова — зимняя шапка пробита и волосы опалены.
Позже к нам пришло подкрепление, и ночью, пока темно, мы заняли кирпичное здание — какой-то бывший завод. Выбили оттуда немцев. Однако ни связи, ни еды у нас не было и на следующий день. И меня не раз ещё отправляли до этого рва ползком, чтобы пули не задели. Отправляли за связью, за едой и водой. Судьба меня всякий раз от смерти отводила…
- Леонид Александрович Основин, 90 лет
— В армию меня призвали в 17 лет — осенью 1942-го года. Я тогда жил в деревне Таборы. Сначала нас отправили в Свердловск, откуда посадили в «телячьи» вагоны и повезли неизвестно куда. Оказалось, что на Дальний Восток. Во Владивостоке нас переодели в военную форму и посадили на корабль. Привезли в бухту Ольга, где на берегу были уже выкопаны землянки. Здесь мы жили около года, проходили боевые учения.
Потом из нас выбрали 30 человек, в том числе и меня, и перевели в бухту Владимир. На мысе Ватовского тоже были землянки, в которых раньше жили пулеметчики. Я попал в 53-й артиллерийский дивизион. Наша стационарная батарея стояла в двух метрах от скалистого обрыва к Японскому морю. Мне было поручено стрелять из пушки. Всю войну мы учились: заканчивались одни стрельбища, начинались другие, приходилось осваивать новую технику. Голодными — довольствия было очень мало — нам приходилось строить для себя дома и столовую. Работы было много, еды и сил не хватало. Но в боевых действиях нам принять участие так и не пришлось — на войну с Японией перебросили войска с Западного фронта.
Когда военные действия закончились, увезли нашу 45-миллиметровую пушку, а всех солдат расформировали и распределили по частям. Уволился я только в 1947 году.
- Василий Константинович Шмаков, 96 лет
Для уроженца Махнёвского края, а ныне жителя посёлка Верхняя Синячиха В. К. Шмакова, самая памятная награда – орден Отечественной войны. Он попал на войну в 22 года. К этому моменту уже два года отслужил на Дальнем Востоке в третьей танковой дивизии, которую потом перебросили в Благовещенск. Именно там он со своими сослуживцами и узнал, что на Советский Союз напали немецко-фашистские захватчики. «Пришло время защищать свою Родину!», — объявили им на митинге 22 июня 1941 года…
— На следующее утро нас подняли по боевой тревоге раньше обычного. Нам было приказано занять оборону на Западном фронте, Смоленском направлении. Слева от нас расположилась пехота, и получилось так, что немцы нажим на нас сбавили, а свои силы сконцентрировали на ней. У простых солдат только по винтовке и больше ничего не было. А у нас танки хоть и старые, но это всё-таки оружие посерьезнее.
Прошло несколько дней, и пехотинцы обратились за помощью. Наше командование выделило им несколько танков, в это число попал и мой. За ночь мы добрались до места назначения и с утра уже встали на боевые позиции. Пехотинцы нас приняли как родных братьев, но операция, к сожалению, прошла неудачно. Нам показали огневые точки, замеченные пехотой. Но наступление проходило не активно, поэтому мы его провалили. В итоге было много раненых, убитых солдат и подорванных танков. В том числе и наш танк то ли на мину наткнулся, то ли в него снаряд попал. Техника старая, видимость очень плохая…
Я еле вылез из люка и лёг на землю. Единственное, что пронеслось у меня в голове: нужно ползти по колее от своего танка. Сколько я полз – не помню. Но на встречу мне попался пехотинец-санитар. Если бы не он, не знаю, был бы я сейчас жив. Санитар перевязал мне ногу, и я смог добраться до наших окопов. Оттуда нас вечером перевезли в более крупный санитарный пункт, где сделали капитальные перевязки. Это было 19 августа 1941 года — день моего последнего ранения.
Со временем поступающих раненых стало ещё больше, койки нужно было освобождать. И тогда решили дать отпуска на полтора месяца и отправить лечиться по месту жительства всех, кто может ходить. Дома я быстро поправился. Но, по записи врачей, я был не пригоден к строевой службе. Сначала меня отправили в Нижний Тагил, а потом – в 30-й танковый полк города Челябинска. Здесь мне предоставили общежитие и сказали, что я буду устраиваться на работу в танковую промышленность. А в Челябинск в то время перевезли из Ленинграда производство для создания танков. Меня сразу привели к токарному станку, и поставили в ученики 16-летнюю девчонку. Поскольку я был трактористом и всегда интересовался военной техникой, мне было легко работать. Наш завод стал выпускать такие тяжёлые танки, как ИС («Иосиф Сталин») и КВ («Климент Ворошилов»). Немецкие машины типа «Тигр» при этом потеряли авторитет, потому что наши их пробивали.
- Михаил Иосифович Прусов, 92 года
Участник Великой Отечественной войны из Верхней Синячихи был трижды ранен, имеет медали «За оборону Сталинграда», «За отвагу», «За победу над Германией». Будучи простым рядовым, Михаил Иосифович прошёл войну с 1942-го до победного 1945-го года. Несмотря ни на что выжил и считает это настоящим везением.
— Когда начинается сильный обстрел и рядом с тобой падают убитые солдаты, ты понимаешь, что в любую минуту с тобой может случиться то же самое. Такие моменты во время войны были постоянно…
В армию меня взяли 19-летним парнем в 1941 году из Таборинского района, на войну попал уже в 1942 году. Я был рядовым солдатом в пехоте. Мой первый бой случился под Воронежем, там страшно бомбили с воздуха, и меня всё-таки ранило.
Потом мы стояли в обороне Сталинграда и пошли в наступление, чтобы немцев гнать. Здесь меня опять задело осколками, я попал в госпиталь. На некоторое время война для меня закончилась, но ненадолго.
Позже я попал в Украину, где получил третье ранение. На украинской земле немцы нас били больше всего, у них было преимущество в военной технике (самолёты, танки), на неё и надеялись. А с нашей стороны было больше людей, матушку-пехоту как пушечное мясо выставляли. Поэтому так много понесли потерь. За всё время войны я был ранен осколками в обе ноги, под лопатку, в плечо, в шею и в лицо. В плече до сих пор остался. А один маленький осколочек попал прямо во внутренний угол глаза, но чудом глазное яблоко не задел. Двигать глазом я не мог, было больно, большая часть осколка зашла под кожу, но краешек торчал. Пришлось самому аккуратно двумя пальцами вытаскивать. Глаз сохранил себе опять же чудом.
А в конце войны мне подвезло, я случайно попал в охрану штаба Третьего Украинского фронта. Он находился в Румынии: тут я и Европу посмотрел, и в море искупался. Иначе продолжил бы воевать и запросто мог быть убитым.
Благодаря тому, что я сохранил все справки из госпиталей, уже осенью 1945-го меня отправили домой, а не на Дальний Восток. Хотя первая демобилизация была для тех, кто рождён был до 1905 года, вторая – кто до 1915-го. Но вместе с ними шли те, у кого было три ранения, независимо от того, какого они года рождения. На год раньше своих сверстников я пришёл домой. А после такой войны вернуться пораньше – большая удача.
- Ольга Сидоровна Круглова, 92 года
— Призвали меня на войну в 1943 году. И до 1945-го я служила на Втором Белорусском фронте у генерала Жукова. Помню, как Жуков нам говорил: «Ребята, вперёд и только вперёд! У нас на родине остались дети, родственники, родители! Надо защитить родину, уничтожить врага и очистить родную землю от фашистов!» Вот мы и освободили нашу родину!
С фронта я вернулась в звании старшего лейтенанта медицинской службы. Я оказывала помощь раненым в дивизии и отправляла их в близстоящие госпитали. А убитых нам самим приходилось хоронить, среди них было много неизвестных солдат, при которых не было документов. Жалко таких было, ведь никто даже и не знает теперь, где они захоронены.
Не раз, спасая раненых, я сама попадала под огонь. Тогда на помощь приходили солдаты, которые собой закрывали меня. Они говорили, что укрывая меня от пуль и снарядов, они спасают ещё много людей, которым я помогу выжить.
Под постоянными бомбёжками немецких самолётов и рёвом наших «катюш», которые, казалось, не прекращаются никогда, было очень страшно! Так наша дивизия дошла до Германии, а победу мы встретили на реке Эльбе.
- Александр Михайлович Лобанов, 89 лет
Саша, как и многие его сверстники рвался бить фашистов. Не дождавшись совершеннолетия, в 1943 году с товарищами записался в добровольцы и ушёл освобождать советскую землю от немецких захватчиков.
Семь месяцев отучился в Уктусском танковом полку на радиста-пулемётчика. Затем курсантов отправили в Н. Тагил на Уралвагонзавод, где выпускали танки. А оттуда прямиком на фронт. За войну прошёл славный путь от курсанта до командира среднего танка, был избран ответственным секретарём комсомольского бюро полка.
Самой ценной боевой наградой Александр Михайлович считает орден Красной Звезды, который он получил за сохранность своей боевой машины. Используя знания, полученные в учебном полку, он сумел вытащить осевший в большую воронку танк. Награду герою вручили спустя долгие годы после войны.
— Об окончании войны узнал одним из первых, — вспоминает ветеран — Наш 105-й запасной полк Первого Прибалтийского фронта стоял под Кёнигсбергом. Я дневалил (был дежурным) в казарме. В 2 часа ночи по радио раздалось громкое: «Война окончена! Победа!». Сразу разбудил всех спящих… Мы, конечно, ликовали, радовались, обнимались, стреляли из оружия в воздух — патронов оставалось много…
- Елизавета Алексеевна Ращектаева, 92 года
Погода 22 июня стояла чудесная — такого тёплого и солнечного дня, кажется, ещё не было. Выходной. А самое главное — у неё день рождения, 18 лет. Счастливая пора, прекрасный возраст… И вдруг: война, война, война — неслось со всех уголков села.
Елизавета Ращектаева (в девичестве Ушакова) родилась в большом селе Белое Мамлютского района Северо-Казахстанской области. Из Мамлютского военкомата девушку призвали в Красную Армию, чтобы спасти Родину, истребить и победить ненавистного врага.
— Получила повестку в сельсовете, иду по дороге и плачу. А как? Всё-таки война, страшно, — вспоминает Елизавета Алексеевна.
После нескольких месяцев учёбы в Ленинградском авиационном училище г. Ишима Омской области их выпуск отправили прямиком на Второй Белорусский фронт.
Стрелок авиавооружения штурмовой эскадрильи, комсомолка Ушакова заправляла самолёты ИЛ-2 бомбами, снарядами и готовила их к боевым вылетам.
— Надо было укомплектовать два бомболюка снизу, где подвешивались бомбы, и четыре реактивных снаряда как у «катюши», а также зарядить пулемёт, который находился в кабине второго пилота, — рассказывает Елизавета Алексеевна. — После этого самолёт вылетал на задание. Проходили и секретные операции, при их выполнении мне приходилось летать в очень тесном бомболюке, к тому же на высоте в нём довольно холодно. Самое страшное и горькое, когда лётчики не возвращались из боя. В 1943 году, сражаясь в небе, погибла целая штурмовая эскадрилья. А это были асы. После трагического случая к нам прислали молодое пополнение из авиационных училищ.
Помню, перебазировались на только что освобождённые от фашистов аэродромы, едем в машине, а по обочинам груды мёртвых тел наших солдат лежат. До сих пор эта картина у меня в глазах стоит. А сколько в пехоте полегло нашего брата? Чем русский солдат воевал-то, особенно в начале войны? Лопатами, вилами да граблями. А у немцев какая техника была! Это уж мы потом погнали фашистов что было сил, да и по вооружению Советская Армия превзошла врага.
Ефрейтор Елизавета Алексеевна Ушакова немного не дошла до Берлина, встретив великую и долгожданную Победу в Восточной Пруссии. Обслуживаемые ею самолёты произвели 208 боевых вылетов без единой задержки. Кроме этого произведено 25 ремонтов стрелково-пушечного вооружения в полевых условиях. За это участнице войны вручили орден Отечественной войны II степени и медаль «За боевые заслуги» — это для нее самые дорогие награды.
- Поликарп Герасимович Попов, 91 год
— Японцы провоцировали многочисленные пограничные инциденты, — вспоминает Поликарп Герасимович. Так что служить было опасно. Того и гляди получишь нож в спину. Но всё обошлось.
Медаль «За победу над Японией» предназначалась для всех участников боевых действий на Дальнем Востоке, в Забайкалье и на Тихом океане. К сожалению, эту медаль П.Г. Попов так и не получил, хотя она вписана в его военный билет. Но ветеран до сих пор надеется и ждёт, что ему вручат заслуженную награду. Поэтому самой дорогой наградой считает орден Отечественной войны II степени.
Домой из армии Поликарп Герасимович пришёл спустя 5 лет. После войны жилось тяжело. Вернувшихся с полей сражений мужчин можно было пересчитать по пальцам. Продолжил работать на молочно-товарной ферме в деревне Дружба. Женился, стал многодетным папой, воспитал с супругой 8 детей. Сейчас живёт в п. Заря. У него есть многочисленные внуки и правнуки.
- Екатерина Даниловна Залесова, 91 год
3 декабря 1942 года Екатерине Никоновой (девичья фамилия нашей героини) исполнилось 19 лет, а накануне, 2 декабря, ей вручили повестку на фронт. Вот такой день рожденье получился у молоденькой сестрички инфекционного отделения.
Свой эвакогоспиталь № 1586 Екатерина Даниловна не забудет никогда. Весь её путь от первого дня на фронте до возвращения домой, от формирования эшелона до ликвидации эвакогоспиталя в Польше в 1946 году был наполнен тяжелейшими испытаниями и болью. Через её руки прошли тысячи раненых бойцов, тысячи лиц и много крови. Если б не её стенная газета, она бы и не запомнила ни одного имени — несколько раз бойцы оставляли благодарности и она размещала их в этом «органе печати» — настолько скоротечен был поток раненых.
Особенно тяжело приходилось медицинским сёстрам в городе Ленинске под Сталинградом. «Тяжелораненые поступали непрерывно: кого привозили на машине, кого на конной повозке, и даже на верблюдах. Работу по спасению бойцов нельзя было остановить ни на минуту. Одним словом, мясорубка… Всё видела: и муки, и смерть. Сколько крови для спасения раненых отдала! — рассказывает Екатерина Даниловна. — Именно за оборону Сталинграда я и была награждена орденом Великой Отечественной войны II степени. Но самая для меня дорогая награда — «За боевые заслуги». К сожалению, она не сохранилась. Пропала в Польше при странных обстоятельствах».
Поэтому мы запечатлели Екатерину Даниловну с другой боевой наградой – медалью «За победу над Германией».
- Иван Гурьянович Бровин, 90 лет
В человеческой памяти 22 июня 1941 года останется навсегда – это начало отсчёта долгих 1418 дней и ночей Великой Отечественной войны.
Ветеран Иван Гурьянович Бровин, бывший в ту пору 15-летним пареньком, получил эту страшную весть от посыльного, который появился в их деревне Горушка Алапаевского района (Монастырский сельский совет).
Его трудовая биография началась с 13 лет. Иван возил удобрения на колхозные поля, потом подростку доверили доставлять хлеб в Алапаевск, а когда стал постарше, трудился на лесозаготовках.
Однажды пришла повестка – явиться в военкомат. И в декабре 1942 года он ушёл из дома на долгие семь лет. Сначала И.В. Бровина распределили в учебную часть в г. Килосово Молотовской области, где он был курсантом в 49-м запасном стрелковом полку, затем в г. Раменский в 106-ю гвардейскую воздушно-десантную стрелковую дивизию, которая считалась правительственной. После учёбы молодого парня направили на 3-й Украинский фронт. Там и прошёл трудный военный путь гвардии рядового Бровина.
— Мы шли через Карпаты с боями в Венгрию, Австрию, — вспоминает Иван Гурьянович. — В апреле 1945 г. освободили Вену. Я был ранен в ногу, но остался в строю. В конце войны в основном приходилось бороться с бандеровцами, много водилось разной нечисти – бандитов и диверсантов.
За умелые действия в бою, способствовавшие успешному выполнению боевых задач, И.Г. Бровин имеет правительственные награды: орден Великой Отечественной войны II степени, медали «За победу над Германией», «За отвагу», «За взятие Вены».
— Две медали «За отвагу» я получил за самоотверженность в тяжёлых боях. Мы били из пушек, вызывая огонь на себя. Эти медали я считаю самыми ценными. Ну и, конечно, «За взятие Вены», — говорит Иван Гурьянович.
После окончания войны он дослуживал в г. Ефремовке. На Урал вернулся весной 1949 года. Поступил на Алапаевский металлургический комбинат, где 26 с половиной лет проработал в мартеновском цехе разливщиком стали. Трудился на совесть, за что не раз был поощрён. И.В. Бровин награждён медалями «За трудовые заслуги», «Ветеран труда».
- Степан Данилович Солдатов, 89 лет
Шёл 1941 год. В начале войны Степану едва исполнилось пятнадцать лет. Он окончил 7 классов в д. Елань Алапаевского района и устроился в колхоз конюхом. В ноябре 1943 года из военкомата пришла повестка — и молодой парень, простившись с родными, ушёл бить фашистов.
Успешно окончил полковую школу в Еланских лагерях и в звании старшего сержанта через год был направлен на I Украинский фронт. Воевал в 135-м стрелковом полку, был командиром «сорокапятки» — так солдаты ласково называли пушки сорок пятого калибра. Участвовал в освобождении Польши. Не обошлось без ранения.
Выписка из наградного листа: «В бою за д. Гроссбрюке-Силезия 26 февраля 1945 г. Солдатов, работая одновременно заряжающим и замковым, несмотря на сильный обстрел противником огневой позиции, смелыми и решительными действиями способствовал уничтожению трёх пулемётов, чем дал возможность нашим пехотным подразделениям отразить атаку фашистов и продвинуться вперёд». За что С.Д. Солдатов был удостоен ордена Славы III степени. Он имеет и другие правительственные награды: орден Великой Отечественной войны II степени, медаль «За победу над Германией».
Победу встретил в пятидесяти километрах от Берлина в г. Люббен. Весь советский народ ликовал — закончилась война, муки, страдания, лишения. После мая 1945 г. Степан Данилович бил бандеровцев в Западной Украине и вернулся домой только в 1950 году.
Сразу поступил на работу на Алапаевский металлургический комбинат в железнодорожный цех сцепщиком, далее работал составителем, выполнял обязанности дежурного по различным станциям. В 1953 г. встретил свою любовь — Анну Ивановну. Вместе воспитали троих детей: Николая, Владимира и Светлану. У супругов есть пять внуков и семь правнуков.
В 1986 г., имея медаль и звание «Ветеран труда», Степан Данилович вышел на пенсию и до 1997 г. продолжал работать на участке благоустройства Алапаевского металлургического завода.
- Михаил Фёдорович Шарыгин, 90 лет
Когда немцы 2 октября 1941 года пришли в деревню Муратово в Калужской области, Михаилу Фёдоровичу было 16 лет. Война для него началась задолго до призыва…
— Таких зверей, как фашисты, я никогда больше не видел: они насиловали женщин, детей, издевались над нами, резали скот. Ходили по деревне с засученными рукавами, как хозяева. Когда терпеть стало совсем невыносимо, мы собрались ночью и прокололи им все баллоны на машинах. Наутро они начали поджигать избы, но вроде их остановили в этот день. К сожалению, деревню всё-таки не спасли: в конце концов, в 1942 году её всё равно сожгли.
В 1943 году мне пришла повестка, и меня отправили в Тулу, там сформировали отряд — и в Подольск, под Москву. Я попал в 449-й артиллерийский полк. Однажды в Подольске ко мне подходит старшина, и говорит: поедем в Полтаву, там американцы сто «летающих крепостей» (бомбардировщики В-17 — прим. авт.) переправляют. И вот приехали мы на станцию Пирятин, что под Полтавой, разгрузились и видим эти американские самолеты, которые бомбили Будапешт и часть немецких городов. А прикрывали их полёт наши лётчики. И, видимо, во время полёта американцы не выполнили какой-то приказ нашего командира. Когда они приземлились, наш офицер подошёл и «врезал» американцу, тот даже упал, — рассказывает Михаил Фёдорович.
Под Полтавой находился военный советский аэродром. Однажды авиабазу всё-таки засекли немецкие самолеты-разведчики, и вскоре появилась армада фашистских бомбардировщиков.
— Меня во время этого налёта задело осколком в шею. Я истекал кровью, но мне пришли на помощь и отправили в санчасть. После я служил под Ереваном, среди красоты неописуемой, был и на Ялтинской конференции. Рассказывать об этом интересно, а тогда было страшно, особенно во время бомбежек. Война есть война.
Медали мои все внук растерял, осталась только юбилейная, последняя, до неё он ещё не добрался.
- Александра Николаевна Аристова
В 1942 году 19-летняя жительница Алапаевска Александра ушла добровольцем на фронт и только в 1945-м вернулась домой.
Она служила в зенитной артиллерии 2-го Украинского фронта, передавала данные о высоте и скорости пролетающих немецких самолётов, сбить которые, как рассказывает Александра Николаевна, было очень нелегко…
— У нас была специальная труба с окулярами, и как только замечали самолёт, его координаты, скорость сразу передавали на пушки, а те уже стреляли по нему. Но пока мы свой прибор крутили и данные передавали, самолёты зачастую успевали пролететь.
Когда я добровольно пошла защищать Родину, нисколько не пожалела о своём выборе, но это совсем не значит, что мне не было страшно. Особенно страх чувствовался, когда видишь пролетающий в небе фашистский самолет и понимаешь, что он может сейчас сбросить бомбы. Однажды бомба упала прямо посреди нашей батареи: чудом обошлось без погибших, но было много раненых.
Помню, как нас поставили близко к населённому пункту, а вскоре командующий Малиновский приказал переехать. И буквально через пару часов — ночью — немцы разбомбили то место. Если бы мы не уехали вовремя, от нас бы ничего не осталось… И такие случаи происходили неоднократно. Геройству у нас места не было, мы четко выполняли свой долг перед Родиной, — говорит ветеран.
У младшего сержанта-наводчика Александры Николаевны много боевых наград: орден Великой Отечественной войны 2-й степени, медаль «За победу над Германией» и другие. Но самая памятная для неё – медаль имени великого полководца Георгия Жукова.
- Александр Николаевич Пономарёв
Жителя Алапаевска Александра Николаевича после окончания Нижнетагильского педагогического училища в 1939 году призвали в армию на Дальний Восток в 157-й артиллерийский полк. Он начал служить в звании рядового — вычислителем топографического взвода. С началом войны, в июне 1941-го Александр Николаевич уже в звании старшего сержанта командовал топографическим подразделением Дальневосточного фронта.
В июне 1944-го по приказу командующего фронта он стал курсантом Вознесенского военного авиаучилища лётчиков.
— За облаками я охотился за японскими «стервятниками», — рассказывает Александр Николаевич. — Я был лётчиком дальней авиации тяжёлых бомбардировщиков Забайкальского фронта 157-го авиаполка и бил нападающих на нас солдат фашистско-японской орды. Нами командовал маршал авиации Александр Новиков. Наша краснознамённая армия двигалась на Дальний Восток по Амуру. Однажды на высоте в районе Маньчжурии, на Волынском хребте, когда мы сопровождали с воздуха наших танкистов, артиллеристов и пехотинцев, мой самолёт задело, поцарапало кабину и я был ранен, контужен. После этого я три месяца не мог ходить, получил серьезное сотрясение головного мозга. В госпитале к лётчикам было особое внимание. Вообще лётный состав, который и сам вступал в бой, и сопровождал другие войска, ценился на вес золота.
Настоящий пилот не только управлял самолётом — это штурман, стрелок, радист и механик в одном лице. Лётчик после приземления должен был сам отремонтировать и подготовить свой самолёт.
- Вячеслав Кузьмич Бердюгин
«Я не делал ничего особенного, был простым рядовым солдатом», – так скромно говорит о себе житель Алапаевска Вячеслав Кузьмич, на груди которого множество боевых наград, в том числе особая — «За боевые заслуги».
— Зимой 1941–1942 года мы стояли на обороне г. Горького, защищали его от налётов авиации. После этого меня отправили учиться работать со станцией орудийной наводки (СОН-2) и по приказу перевели на Калининский фронт, в 6-ю Гвардейскую воздушно-десантную стрелковую дивизию, в миномётную роту. Там готовилось наступление для освобождения оккупированного города Калинина, но оно не удалось. В апреле 1943 года нас перебросили в Курскую область, но буквально сразу после начала Курской битвы меня ранило и я попал в госпиталь. После госпиталя меня направили на обучение наводчиком самоходной артиллерийской установки (САУ-152). В 1944 году после получения боевой машины ИСУ-152 под Москвой нас сформировали в полк и направили на 2-й Украинский фронт.
Однажды в марте 1944-го под деревней Люковцы вечером наша пехота стала отступать, а мы продолжали двигаться вперёд. Доехали до большого оврага, на другой стороне которого уже были немцы. И тут в воздухе появился фашистский истребитель, развернулся и дал по нам несколько очередей из орудий. Наш танк был подорван, из четырёх членов экипажа только я остался в живых. Еле выполз из своей боевой машины, долго лежал, но потом меня всё-таки подобрали наши солдаты, укрыли в одной из ближайших деревень. Позже удалось добраться до советской части, а оттуда — уже в госпиталь.
- Александр Иванович Первушин
Во время первого боя Александру Ивановичу не было ещё 18 лет. Чтобы попасть на фронт, он прибавил себе год жизни. «О таком мало кто знает, раньше об этом нельзя было говорить», — признаётся жена подполковника в отставке Галина Васильевна. Александр Иванович с женой переехал в посёлок Верхняя Синячиха из города Полевского, где о его военных заслугах прекрасно знают. он провёл 990 дней на войне, из которых только три месяца — в госпитале.
— 31 января 1943 года меня ранило в Сталинграде, когда капитулировали первые немцы. Расчёт орудия находился в укрытии. Ранним утром немцы вели разведку боем и неожиданно вышли на нашу батарею. По приказу командира я побежал за снарядами, и вдруг меня как будто кто-то ударил по стопе металлической палкой. Я добрался до ящиков и увидел, что из валенка идёт кровь. Левая стопа была прострелена, я чувствовал острую боль. Опираясь на карабин, добрался до медсанбата, который находился в 300 метрах. Несколько месяцев пришлось лежать в госпитале.
После лечения, в мае 1943 года я попал в 27-й отдельный батальон связи 2-й гвардейской армии в городе Свердловске Луганской области. Наша армия освобождала Донбасс, участвовала в боях на реке Молочной, а осенью пыталась с ходу ворваться в Крым. В это время меня представили к медали «За отвагу», которую я получил только в мае 1944-го. Наш взвод обеспечивал связь на переднем крае на Перекопе. В ноябре я был на промежуточной станции связи. При сильном обстреле оборвалась связь с армейским наблюдательным пунктом. С мотком провода и телефоном я побежал искать обрыв. Несмотря на сильный огонь, обнаружил повреждение и устранил его. Тут же снарядами снова повредило линию, и мне пришлось всё восстанавливать, — вспоминает Александр Иванович.
Павел Петрович Кирпичников
«Я ведь деревенский парень, пастухом был, а во время войны дошёл до механика авиационного завода», — говорит житель Алапаевска Павел Петрович. В 1941 году ему было 16 лет, и он пошёл учиться на плотника-столяра в ФЗО (школа фабрично-заводского обучения) в Алапаевске. И тут началась война…
Сначала Павел Петрович работал на машиностроительном заводе в Свердловске, оттуда его отправили в Билимбай. Там в здании бывшей церкви рабочие делали опытные вертолёты. Позже его направили в Москву на 82-й авиационный завод слесарем по установке бензобаков на крыльях самолётов. Со временем Павел Петрович попал на лётно-испытательную станцию заводского аэродрома, но уже в качестве механика.
И только в 1945 году 20-летнего Павла призвали в армию. Война как раз закончилась, запасной полк расформировали и его направили на Восток.
— Мы шли в Монголию: там такие пески, что нога тонет, и так тепло, что стопы обжигает. Однажды, когда мы были в пути, разведка донесла, что впереди японцы. Повернув немного, окружили врага, и началась перестрелка. Японцы сложили оружие, только когда наши сказали что-то по-японски.
Запомнился мне ещё случай на Большом Хингане. Мы продолжали двигаться, среди этих гор шли и наши танки, а с другой стороны гор постоянно стреляли японцы. Хорошо помню, как я выбежал из-за угла, чтобы остановить и предупредить танкистов об опасности — благодаря этому японцам не удалось их подбить.
Когда мы уже прибыли на место назначения, командование приняло решение демобилизовать стариков и отправить их домой тем же путём, через Большой Хинган. Но при этом им не дали никакой охраны, не было разведки, а поскольку война закончилась, они и оружие сдали. В итоге, спустя время, узнали, что всех стариков японцы перебили, — со слезами вспоминает Павел Петрович.
От награды «За победу над Японией» у ветерана остались только документы, сама она, к сожалению, была утеряна. Но не менее ценны для него орден Отечественной войны второй степени и медаль Георгия Жукова.
Николай Павлович Суслов
С первого дня войны алапаевец Николай Суслов был на передовой, в 159-й стрелковой дивизии. Его задачей была поддержка радиосвязи. В случае обрыва линии, под пулями он должен был добраться да места и наладить оборудование. Но пришлось Николаю и самому воевать и даже пережить фашистский плен. Как ему удалось выжить, он до сих пор не понимает. Самая дорогая награда для Николая Павловича – орден Отечественной войны
— Главное на фронте – это связь. Если она не работает, то и вся часть – бездействует. До войны я учился на специальных курсах радиомастеров в Гатчине Ленинградской области. Когда началась война, меня направили в Украину. Я отвечал за ремонт радиостанций. Моя машина со всем оборудованием была спрятана в лесу. Когда бои утихали, я ехал к ней, забирал нужные запчасти и опять на передовую. Иногда станции ломались в 4 – 5 километрах от передовой – и я под обстрелом бежал к месту, чтобы их отремонтировать. Дважды был ранен.
Приходилось мне и самому в боях участвовать под Львовом. Помню, как Белую Церковь (город в Киевской области Украины, – прим.авт.) отбивали от фашистов. Но мы к войне были плохо готовы: техника — слабая, вместо автоматов у нас были только трёхлинейные винтовки. Немцы же налетели неожиданно и серьезно подготовившись. Поэтому 1941 год мы проиграли фашистам.
Помню, как с боями отступали, за ночь прошли 70 километров, колени опухали. А лесов вокруг не было, оказались в степи, где нас и окружили фашисты. Так я попал в плен. Страшно вспоминать, что с нами происходило. Фашисты просто издевались. Как выжил, до сих пор не понимаю. Ещё на войне я надел крест, может быть, меня это и спасло.
Нас погнали этапом по Украине в Германию. Каждые два-три километра убивали по нескольку человек, которые уже падали от усталости и голода. Нас гнали в лагерь. Завели человек 500 в длинную конюшню, где мы должны были спать только стоя. Если кто-то не выдерживал и падал, его тут же затаптывали. По утрам мы сами вытаскивали трупы, или даже полуживых людей, и выкидывали их в специально выкопанные для них ямы. Евреев нещадно убивали сразу же. В немецком плену я пробыл три года…
Кто ещё мог хоть как-то двигаться, отправили во Францию, в Лотарингию, работать на заводе. Я же был по профессии разметчиком, и меня туда загнали. Если обычные французы к нам хорошо относились, то именно эльзасцы – не любили нас. Но спустя время американцы начали своё наступление и освободили всех пленных. После освобождения я ещё три месяца воевал против фашистов. Несмотря на то что американцы были вооружены до зубов, они всё равно боялись идти напрямую в бой, трусливые.
В первые дни после окончания войны они сняли с нас всё своё обмундирование, сопроводили и передали нас советским войскам. А дальше, если кто-то начинал путаться в показаниях, того сразу отправляли в лагеря. Я рассказал всё, как было. Офицер, который меня допрашивал, тоже, как и я, оказался разметчиком по профессии. Мы разговорились, и меня отправили в военную артиллерийскую часть, где прослужил ещё год.
Павел Афанасьевич Галис
Павла Галис, уроженца Одесской области, в 18 лет в сентябре 1941 года отправили защищать Белоруссию. Он попал в 117-ю отдельную роту связи в звании «рядовой». Дважды был ранен.
— Однажды снаряд разорвался очень близко от меня. Я успел лечь на землю, но осколки прилетели мне в стопу и бедро. Осколки зашли далеко, я не мог сам двигаться, меня оттащили товарищи и отправили в госпиталь.
Война… Тогда я был молодым и ничего не боялся, даже не думал о страхе. Помню, как во время очередной бомбежки немцы почти полностью уничтожили мост и оборвали связь. Чтобы восстановить линию связи, я решился переползти этот мост по единственной досочке, которая оставалась нетронутой. Связь была восстановлена, что повлияло на исход боевых действий в нашу пользу. За этот поступок меня наградили медалью «За отвагу», — рассказывает житель Алапаевска Павел Афанасьевич.
Но для ветерана каждая медаль — ценна: орден Отечественной войны, медаль «За победу над Германией», юбилейные медали. Павлу Афанасьевичу было очень приятно получить юбилейные медали и письма от президента Республики Беларусь Александра Лукашенко. «Они помнят! Это главное!», — говорит герой войны.
Николай Исакович Черепанов
Кем только не был за годы Великой Отечественной войны алапаевец Николай Исакович: и рядовым стрелком, и снайпером, и танкистом, и строителем мостов, понтонёром. «Я не умею о себе рассказывать», — скромно говорит ветеран, на груди у которого не одна боевая награда и множество орденов. Орден Красной Звезды, орден Отечественной войны, медали «За отвагу», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» — каждая из них заработана кровью и потом солдата. Но самой ценной из всех вышеназванных Николай Исакович считает орден Красной Звезды.
— Да, помню, как Рейхстаг брали, но там было уже легко. Немцы почти не стреляли, да и не немцы там уже воевали, а украинцы — предатели власовцы.
А самое тяжёлое было на Карпатах. К тому времени у меня уже было два ранения, и после госпиталя попал в 18-й отдельный понтонно-мостовой батальон. Когда мы завершили форсирование Днепра, нас переключили на Днестр. Вокруг горы, зенитки установили наверху. А самолёты фашистские летали низко, и обстреливать их зенитками не получалось, иначе бы по своим стреляли. Нашей задачей было держать переправу, охранять мост. Дело было в марте, вода, конечно, очень холодная в реке. На берегах снег лежал. Но нашим единственным спасением от немецких бомбардировщиков была река. Как только самолёт появлялся на горизонте, мы прыгали в воду, уцепившись при этом за верёвку. Днестр — горная река, не глубокая, но быстроходная. И тех, кто не успевал ухватиться за трос, просто уносило сильным течением, держаться было не за что. После атаки многие не могли выбраться из воды самостоятельно, замерзали, но мы всегда помогали друг другу, — вспоминает ветеран.
А по поводу боевой медали «За отвагу» Николай Исакович так и не смог рассказать нам подробности боевой операции, в которой принял участие. Долго подбирал слова, сдерживая скупые слёзы.
— Мы неоднократно ходили в атаку в 1944 году в Украине. Перед тем, как отправиться в бой, волосы вставали дыбом. Сам у себя никогда не замечал, а вот у товарищей увидел. Нас хорошо изрешетили тогда немцы. Война есть война…
Виктор Петрович Кабаков
«Не гоняйся за орденами и медалями!», — написал Виктору Петровичу во время войны отец. И, как признаётся сам ветеран, он искренне благодарен ему за эти слова. Молодого алапаевца Виктора призвали в 1944 году, в пехоту, он был на Втором и Третьем Украинских фронтах. Боевых наград нет, есть только орден Отечественной войны и юбилейные медали. Но каждый день на войне — это и есть самый настоящий подвиг…
— Наше командование людей не жалело, мы были как живое мясо. Нам давали задание, а какой ценой мы его выполним, никого не волновало.Половина пехоты ведь погибла. Немцы нас постоянно бомбили, скидывали с самолётов мины ящиками. А ещё пустые бочки — для страху.
Во время наступления мы, простые солдаты, кричали «ура» для поднятия духа — и это реально помогало! В пехоте долго не живут: неделя, две, месяц, мало, кто до конца войны доживает.
Бывалые бойцы молодых предупреждали: если попал под миномётный беглый огонь, от него не убежишь никуда. В этом случае надо ложиться и лежать, сколько сможешь. Я это тоже знал. И однажды попал под такой обстрел: лежал-лежал и решил посмотреть, не бегут ли немцы ко мне. Только голову поднял и четыре зуба как не бывало — недалеко от меня разорвался снаряд и осколки попали в лицо. Зубы выплюнул и назвал себя дураком! Но это мне ещё повезло, ведь могли попасть в глаза или в череп.
Однажды меня — пехотинца — в разведку отправили. Нашей задачей было взять в плен немецкого офицера. Надо было выловить его, оглушить и бесшумно доставить к своим. Конкретно я был в засаде с пулемётом в руках. Выйти оттуда можно было только когда наши разведчики с немецким офицером пройдут мимо меня и окажутся в окопах. Если бы за ними немцы пошли, я должен был остановить их любой ценой. Это верная смерть. Но мне повезло, они сработали тихо.
После этого меня ещё не раз в разведку брали. Однажды нам надо было обнаружить и записать местонахождение огневых точек. Мой товарищ, помимо всего прочего, взял с собой катушку проводов, но зачем, не сказал. И вот на месте, записав всё, что увидели, он мне дал конец кабеля и велел ползти вперёд, как можно ближе к вражеской пехоте. Надо было установить гранату на конце провода и ползти обратно. При этом время от времени немцы пускали осветительные ракеты, в эти моменты нужно было замирать, чтобы тебя не обнаружили. Обратно пришлось ползти очень аккуратно, чтобы провод не задеть, который сам же и протянул. Как только я добрался до товарища, мы подорвали снаряд и до рассвета успели вернуться к своим.
Виктор Иванович Устьянцев
Все юбилейные медали у Виктора Ивановича в деревне Устьянчики, в Алапаевске ветеран бывает редко, но нам все-таки удалось с ним встретиться.
Его призвали уже после окончания войны, в 1948 году, но в 1949-1950 годах он продолжил воевать с фашистами. Виктор Иванович участвовал в боевых операциях по ликвидации националистического подполья на территории Украины.
-В то время был шофёром. Возил продукты в свою часть и солдат на боевые операции. Когда я один вёз продукты по дороге Ровно-Киверцы, меня не раз останавливали бандеровцы и всё отбирали. Их обычно было человек по пять с автоматами. Однажды сказал им написать мне расписку, что они всё изъяли, так они мне чуть автоматом печать не поставили.
Как только появлялось сообщение о том, что бандеровцы где-то себя проявили, я вёз свой взвод на боевую операцию по их выселению. Привозил, а сам оставался охранять автомобиль. Приходилось и стрелять в бандеровцев, карабин был всегда со мной. Было очень много раненых… Если это не война, то что? — рассказывает Виктор Иванович.
Стоит сказать, что участники боевых операций по ликвидации националистического подполья на территории Украины были приравнены государством к лицам, участвующим в Великой Отечественной войне.
Иван Андреевич Охрименко
В конце октября 1944 года Ивану исполнилось 17 лет. И в это время его призвали в армию. Нужно было пополнять армию на западе, но в итоге он попал на Дальний Восток, на войну с Японией. Самой дорогой для него боевой наградой стала медаль «За отвагу». Он получил её за успешно выполненную разведывательную операцию.
— Сперва я попал в учебный полк в Башкирии: в 31-ю уральскую военную учебную дивизию, в разведроту. Я и ещё 120 моих сослуживцев жили в землянках, где стояли трёхэтажные нары, на нарах лежали доски, а на досках — шинель, на которой нам приходилось спать и ей же укрываться. В течение трёх месяцев мы там учились. В основном, все занятия проходили по ночам. В Башкирии такие же морозы, как и на Урале. А на нас были английские шинели, американские ботинки и наши русские обмотки на ноги. Намёрзлись мы тогда. Было очень холодно. Русская шинель ведь намного плотнее и теплее.
После учебки хотели отправить на запад, но в итоге мы попали в 5-ю армию Константина Рокоссовского на Дальний Восток. Командир разведвзвода из нашей разведроты выбрал только 10 молодых человек, в том числе и меня. Там нас по-своему стали переучивать. И однажды ночью, в августе нас подняли и поставили задачу: перебраться через линию фронта и перерезать всю связь японцам, что мы и сделали. В шесть утра этого дня была объявлена война с Японией.
Японцы уже знали, что мы будем наступать, и в окопах на расстоянии трёх километров от линии фронта мы той ночью никого не встретили.
Наша армия наступала, и со временем вражеские войска стали оказывать сопротивление. Однажды у города Муданьцзян японцы переправились через мосты и, скрываясь от нас, взорвали их. Пока сапёры приехали, пока переправу делали, мы решили искупаться. А японцы, видимо, залегли на другом берегу в лозняке, и как только мы зашли в воду, они открыли огонь по нам из крупнокалиберных пулемётов. Нас там столько погибло… И я мог погибнуть, если бы рядом со мной не оказался старый разведчик, который просто схватил меня и утащил под воду. А когда мы выплыли, я даже брюки и гимнастёрку свои найти не мог. К тому времени у берега уже много наших войск скопилось, и генерал дал приказ снарядами из «катюш» ударить по лозняку на том берегу. После нескольких ударов, всё пылало огнём, и больше выстрелов с японской стороны не было.
Переправились, прошли ещё километра три до города Дунхуань, где японцы опять стали оказывать сопротивление. Нашей общей задачей было отбить аэропорт, где базировалось много самолётов. Авиация не позволила ни одному самолёту взлететь. Мы справились.
А медаль «За отвагу» получил за языка, которого вместе со старым разведчиком мы доставили командованию. Я рисковал своей жизнью…
- Василий Григорьевич Смирнов
Василия Григорьевича долго не призывали на войну, у него была так называемая бронь, поскольку он был трактористом, комбайнёром и работал на износ в тылу.
Но в 1943 году фронту нужны были дополнительные силы, впереди было одно из ключевых сражений Великой Отечественной войны — Курская битва. После недолгого обучения военному делу его сразу отправили туда в качестве стрелка-пехотинца.
— Я участвовал в боях примерно месяц… Помню, как Уральский танковый корпус подтянул много танков для сражения, прибыли туда же и «катюши» (боевые установки реактивной артиллерии). Дали тогда немцам достойный отпор. Хотя и не сразу мы начали побеждать. Случилась сильнейшая битва!
Однажды целый полк из леса выдвинули, и у деревни на открытом месте мы приготовились к бою. Но нам командир взвода приказал занять новый рубеж. Как только мы отошли, налетели вражеские силы и начали бомбить. Почти все, кто остался на том месте, погибли. А мы благодаря командиру чудом выжили.
Мы продолжали наступать и наткнулись на кирпичные развалины, где были немцы. С одной стороны наши танки шли, с другой стороны — мы, пехота. Я лёг за камни, нашёл там отверстие и прицелился. Когда немцы поняли, что со всех сторон русские наступают, начали выбегать из укрытия. Троих я убил, четверых ранил. Меня за камнями так никто и не разглядел, поэтому живой остался. Наградили медалью «За отвагу».
А позже было ранение: мы двигались в наступление за танками, и немцы открыли миномётный огонь, недалеко от меня разорвалась мина. Одному из товарищей оторвало кисть, осколки попали в мою руку. С этими осколками я живу всю жизнь. После ранения меня в числе других раненых отправили в госпиталь в город Старый Оскол. Полгода пробыл в больнице, после чего меня комиссовали.
Валентин Петрович Конев
Через несколько недель после призыва в 1944-м Валентину, жителю деревни Лопатиной (ныне уже не существующей) Алапаевского района исполнилось 17 лет. В армии его обучили на наводчика крупнокалиберного пулемёта и отправили на восток, воевать с японцами.
— Боевое крещение мы приняли ещё при форсировании Амура. Если на Урале реки разливаются весной, то Амур разливается в августе. И как раз в тот день уровень воды в реке поднялся до 15 метров. Переправа для нас оказалась очень трагичной: из 120 человек потеряли 30, утопили всю технику и оружие.
Спустя время войска продолжили наступление. Мы прошли по территории Китая почти 550 километров, не дошли до Харбина 200 километров. Впереди нас продвигался дозор, поэтому всё было спокойно. Да и японцы, предчувствуя наступление, покидали города и селения за несколько дней до того, как мы там появлялись.
Под обстрел попадали дважды, когда проходили горы Малый и Большой Хинган. Там были поставлены воины-смертники, прикованные к своему пулемёту, который весит почти 180 килограмм. Да и в плен они не сдавались, последнюю пулю всегда для себя оставляли. Спецотряд разведки прошёл в этом месте без проблем. А вот нас – обстреляли. Пули не достали только благодаря ущелью между гор: мы прижимались к скалам и поэтому выжили.
В Китае нас почти не кормили: сначала давали 200 грамм хлеба, и потом ещё столько же – кукурузного хлеба. Пришли мы оттуда голодными и худыми.
Но на этом моя служба не закончилась, шесть с половиной лет пришлось служить Родине. Помню, особенно напряжённое и даже опасное время наступило в декабре 1947 года, когда меня отправили в Австрию, в Вену. Там я работал при военной прокуратуре около двух лет. У нас была отдельная рота УСИА (управление советским имуществом в Австрии). Я сопровождал арестованных и при необходимости доставлял коменданту пакеты документов.
Чуть дважды не попал в руки американцам, но всякий раз мне удавалось выкарабкаться. Так, мне поручили привезти и лично вручить пакет с документами. Комендант не торопился отпускать меня домой, в итоге в Вену я вернулся поздно, где-то около полуночи меня схватили американцы. Я был вооружён, и мне удалось вырваться.
Медаль «За победу над Японией» была утеряна, к сожалению. А вот орден Отечественной войны II степени всегда со мной, на выходном пиджаке. Он напоминает мне о тяготах военной службы.
- Александр Григорьевич Телегин
На руках жителя Алапаевска Александра Телегина две боевых медали «За отвагу», медали «За освобождение Белграда», «За победу над Германией» и многие другие. Будучи в артиллерийских войсках, он сбил два фашистских самолёта. Но самые тяжёлые воспоминания у него остались от пребывания на передовой линии фронта в составе пехотных войск. «Кто в пехоте был, тот не награждался», — вспоминает Александр Григорьевич. Именно с пехоты в 1942 году начались его испытания войной, которые закончились только в 1945-м.
— Я дважды был на передовой в качестве пехотинца. Первый раз нас отправили на Юго-Западный фронт — под Сталинград, но буквально на третий день меня ранило в руку и спину. Даже не успел понять, что значит воевать.
А второй раз я пробыл на передовой 2 месяца и 20 дней. И тогда Бога просил, чтобы либо убило меня, либо ранило. Два месяца даже не умывался, на коже был чёрный налёт от копоти и грязи. Мы то шли в наступление, то отходили назад. И казалось, это никогда не закончится. Людей становилось всё меньше и меньше, под конец нас в роте осталось только семь человек. Мы освободили от фашистов Запорожье, форсировали Днепр. И меня опять ранило.
После этого мне, если можно так сказать, повезло — попал в зенитную артиллерию. Мы освобождали Молдавию, Румынию, Югославию, Бессарабию, Венгрию, Болгарию, и в Австрии закончили войну. А если бы я остался в пехоте, то, скорее всего, давно бы погиб. А в составе артиллерийских войск мы на передовой почти не были — обычно забрасывали в тыл к немцам. Наш Третий Украинский фронт всегда действовал сообща со Вторым Украинским. Они с одной стороны должны были, к примеру, переправу обрезать, а мы — с другой. Если один из фронтов опаздывал, то в окружении оказывался не немец, а мы. Однажды так и получилось, но позже Второй Украинский фронт нас всё-таки освободил.
В Венгрии и Болгарии мы сбили два самолёта, за что мне и вручили медали «За отвагу». Сбить самолёт не так просто, как кажется. Нужно, чтобы пять человек сработали правильно. Я был первым наводчиком — крутил пушку по горизонтали, второй наводчик крутил её по вертикали. Когда мы поймали самолёт в коллиматорном прицеле, третий и четвёртый наводчики должны были правильно установить курс, а пятый солдат — загрузить снаряды.
Однажды мы открыли огонь по летящему на нас истребителю, а тот спустил бомбу. Мы пали на землю и начали окапывать сами себя. Лежим ни живы ни мертвы, бомба ведь прямо на нас летела. А взрыва всё нет и нет. Поднявшись, увидели, что снаряд упал всего в метре от нашей пушки и по какой-то причине не взорвался. Редко такое бывает, но нам посчастливилось остаться целыми и невредимыми.
Афанасья Андреевна Паньшина
Уроженка села Деево, ныне жительница города Алапаевска, А. Паньшина во время войны не раз лицом к лицу сталкивалась со смертью, но осталась жива. Медсестра Афанасья Паньшина награждена медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией», но особо ветерану запомнилось вручение ей знака «Отличник санитарной службы».
— Это самая первая моя награда. Я получила её уже в конце войны, в Польше. Было большое собрание русских и поляков. А мы с медсёстрами так волновались, что шли по сцене, не чувствуя ног, как будто за орденом каким-то, — улыбаясь, рассказывает Афанасья Андреевна.
Когда началась война, она училась на втором курсе в Алапаевском медицинском училище. В июне 1941 года ей предстояло сдать госэкзамены.
— Мама говорит: сдавай на двойки, а то в армию заберут. Старших братьев уже призвали на фронт. Ну а я училась всегда хорошо и просто не могла не сдать экзамены.
В июле мне исполнилось 18 лет, в военкомате нам, новоиспечённым медсёстрам, выписали военные билеты и направили работать в эвакогоспиталь №1426 на тысячу коек, который был сформирован в Алапаевске. Он располагался в школе №1, техникуме, в отделениях хирургии и терапии в сангородке, в школе рабочей молодёжи на ул. Ленина. Но 8 марта 1942 года наш госпиталь отправили на Волховский фронт. Уезжая из Алапаевска, мы пели песни, а в Нижнем Тагиле уже заплакали.
Почти месяц ехали до Рыбинска, и там начались бомбёжки. Поезд остановили — дальше уже была передовая. Повсюду стояли зенитки, которые сбивали вражеские самолёты. Немцы быстро продвигались, а у наших же не хватало вооружения. Каждый день только и слышали по радио, какие города захватили фашисты.
Из Рыбинска нас направили в город Углич на Волге. Быстро разместились в помещении сырзавода, и буквально сразу сюда прибыл пароход с ранеными с Волховского фронта. Медиков мало, работали без выходных: то эвакуация, то приёмка. Времени отдыхать не было. Немцы бомбили и днём, и ночью. Страшно, конечно… Особенно, когда ночью вели бомбёжку: всё трясется, дом дрожит, мы с медсёстрами убегали под лестницу прятаться, пока солдаты не сказали, что это бессмысленно. Если бомба упадёт, то образуется воронка размером с деревенский дом, там уж никто не спасётся.
Но ни одной бомбы на Углич так и не упало. Мы все гадали, куда же тогда падают? А однажды меня, как секретаря комсомольской организации, отправили в Ярославль за документами. Едем на машине, а вдоль дороги немецкие самолёты лежат — их, оказывается, сбивали, не давая долететь до Углича.
В 1943 году Советская армия перешла в наступление, и наш госпиталь стал двигаться за воинскими частями на запад — в города Бокситогорск, Тихвин, Порхов, Новгород, потом попали в Латвийскую республику, пересекли границу с Польшей.
Помню, мы стояли в Пролетарском, ждали освобождения Новгорода. Всего в 25 километрах от нас вместо города — огненное пламя: наши то возьмут Новгород, то сдадут его. Потом запросили помощи от госпиталя: в медсанбате в Малой Вишере не хватало медиков. Нас, 10 человек, отправили, а там настоящая мясорубка. Людей оперировали прямо в сараях, мы не успевали делать перевязки, а мне ещё надо было кормить «челюстников» через зонд. Десять дней в таком режиме, и нас обратно вызвали в госпиталь.
В Порхове Псковской области госпиталь не стали разворачивать, а оказывали первую помощь на вокзале и сразу отправляли раненых в тыл, чтобы не разбили. Я же дежурила в одной-единственной палате, где лежало человек сорок тяжелобольных, которых нельзя было отправлять, они умерли бы по дороге. И вдруг объявили воздушную тревогу. Я схватила одеяла и давай маскировать окна. Только залезла на окно, как меня тут же снесло взрывной волной от снаряда, который упал недалеко. Потеряла сознание, очнулась уже в операционной с большими шрамами на лице. Оказывается, рамы со стёклами упали на меня и разбились, спасло от смерти только одеяло, — рассказывает Афанасья Андреевна.
И это только часть всего того, что молодой девушке пришлось пережить за годы войны. Она неоднократно оказывалась в очень сложных и опасных ситуациях, когда её отправляли за бинтами, за документами в соседние воинские части, в соседние города, а потом она была вынуждена одна добираться до своего госпиталя. В любой момент медсестра из Алапаевска могла попасть под пули или подорваться на мине, но осталась жива.
Аркадий Георгиевич Трясцин
Орденская книжка ветерана полна наград: орден Отечественной войны II степени, орден Красной Звезды, медаль «За взятие Берлина», медаль «За победу над Германией», медаль «За отвагу». На Первый Украинский фронт Аркадий попал в 1944 году водителем-механиком в танковые войска. Воевал на Т-34, он же и спасал его от гибели не раз. Переплётов в военное время было предостаточно. По словам ветерана, немцы налетали, но все удары приходились по броне танка, сам экипаж оставался в сохранности. Можно сказать, повезло, ранений удалось избежать.
— Человек придумал фашизм и за это сильно поплатился. Было ли мне страшно? Конечно. Я ведь обычный человек, и у всех нас от природы заложен страх в той или иной степени. Я, как мог, хранил себя и своих товарищей, — говорит Аркадий Трясцин.
Воинская часть, в которой служил ветеран, остановилась в Германии, в городе Баутцен. Там он прослужил до 1950 года. Всю войну и последующую службу ему писала письма одна из пяти сестёр — Галина.
— До сих пор в памяти номер его части – 32023. Получить весточку от него и отправить ответ – было важным для всех нас, — говорит Галина Георгиевна.
Семья Трясциных родом из Алапаевска, но после войны, получив образование, все разъехались по всему Союзу. Аркадий Георгиевич долгое время работал в Ханты-Мансийском автономном округе. Но позже из-за болезни и смерти жены вынужден был вернуться на родину. При переезде все медали украли. В прошлом году Аркадий Георгиевич и его близкие надеялись и ждали, что в Алапаевске ему вручат медаль к 70-летнему юбилею Победы. Но медали они так и не дождались…
Нина Сергеевна Богомолова
Через её деревню Шершнево фашисты шли на Москву. «В Москаль – чай пить!», — кричали они. Нине было 14 лет, когда она увидела немецкие эшелоны, уверенно двигавшиеся по Калужской области в родную столицу.
Немцы – убивали, а кому удавалось остаться в живых, не жили, а существовали в постоянном страхе и голоде.
— На Москву враги шли тысячами, и двигались быстро, на мотоциклах, танках другом транспорте. А вот когда наши войска погнали их обратно, их было уже значительно меньше — сотни. И тогда они почти на два года задержались в нашей деревне. Недалеко отсюда находилась Зайцева гора, за которую шли ожесточенные бои.
Немец закрепился здесь. Нас неоднократно обстреливали. Помню, как в одном доме женщина сидела, обняв двоих своих детей. И начали стрелять именно по этому дому. В итоге детей убило прямо на руках у матери, а саму мать пули не задели. Большего ужаса, горя и слёз сложно себе представить.
Фашисты ночевали у нас, а потом заставили запрячь лошадей и везти их дальше. Лошадями управляли, в основном, дети и подростки, в том числе и я. Мы доехали до Чумазово, что в пяти километрах от нашей деревни, и остановились погреться, отдохнуть. Но когда вновь собрались ехать, мой жеребец не сдвинулся с места. Немцы все мешки с продовольствием с саней скинули к себе и отпустили меня. Я еду, а мне вслед что-то кричат. Ой, как я испугалась тогда! Ещё ведь лошадь еле шла, страшно было. Остальные дети позже вернулись, но уже без лошадей.
Всех жителей Шершнево эвакуировали в соседний район, мы жили у тётки. Позже нас вчетвером отправили посмотреть, ушёл ли немец из деревни. Дорогу замело, и лошадь, которой я управляла, наступила на мину. Лошадь убило, а меня – опалило. Я выжила, но осталась без глаза на всю жизнь.
-
Ольга Владимировна Киприча
Её оружием была азбука Морзе. В точности передать зашифрованное послание в штаб дивизии — задача не из лёгких. Нужно быть очень внимательной и осторожной. За службу телеграфисткой на Дальнем Востоке Ольге Владимировне вручили медаль «За боевые заслуги».
— Когда началась война, мы оканчивали 10-й класс, и все хотели учиться дальше, но не пришлось. К нам эвакуировали днепропетровский лопатный цех, и всё работоспособное население мобилизовали на работу, меня в том числе. Было очень тяжело работать, наш цех к тому же не отапливался, а жили неважно в то время, и одежды, обуви было совсем немного. Зиму 1941-го мы проработали и решили с подругой Олей Стуловой написать заявление в горвоенкомат. Позже пришли повестки, и в 1942 году нас уже призвали. Но попали мы на Дальний Восток: Комсомольск-на-Амуре — Приморье — Северная Корея. 53-я авиадивизия, 32-я отдельная рота связи.
Все ждали, что Япония объявит войну Советскому Союзу, поэтому нужно было укреплять границы. Там нас стали учить на телеграфистов, обучать азбуке Морзе. Впоследствии я три с половиной года работала телеграфисткой при штабе дивизии. Шифровальщик мне приносил большой лист с цифрами. Моя задача — передать всё быстро и безошибочно.
Обстановка здесь была очень напряженной. Мы укрепляли границы, жили в землянках и вся наша аппаратура, по сути, была в земле. Хоть война с Японией длилась недолго, на военном положении мы находились постоянно. В тылу всё равно можно было прийти домой и отдохнуть, а здесь ведь каждую минуту жили в ожидании войны. Если бы нам не удалось сдержать Японию, то неизвестно, сколько ещё людей могло погибнуть.
Подготовили Анастасия ФИРСОВА, Ольга СИМОНОВА, Оксана СКРИПКА
Фото Анастасии ФИРСОВОЙ, Оксаны СКРИПКА, Анны Ощепковой